01.01.1981. Новый год был встречен достойно: раздались крики, грохнули бутылки с шампанским, ворвался разгорячённый дед Мороз с отклеивающимся усом; все набросились на еду; провозгласили тосты, и пошло веселье. Первоочередной задачей решили споить деда Мороза. Человек десять напали на него со стаканами, он сначала крепился. Но потом не выдержал, сорвал мешавшую ватную бороду и начал накачиваться разных портвейнов, коньяков и настоек. Когда стол был растерзан, все ринулись танцевать под акомпанимент местного ансамбля, практикующегося на репертуаре Чингиз хана, Аббы, Бониэма и других популярных групп. Меня пытались втянуть в это мероприятие, но я после первого же танца удалился в нумер и залёг спать. Проснулся в 11.30, идти на завтрак было уже поздно, поэтому завтракали в нумере колбасой и хлебом. Затем направились к большому нарзану (нарзановых источников два: малый нарзан недалеко бьет из скалы; большой расположен дальше. Подошли к нему: посредине поляны стоит бетонная квадратная тумба, из неё выходит труба, а из трубы хлещет нарзан с температурой около 0°; над ним стоит пар. Вокруг всё покрыто слоем ржавчины: в нарзане содержится железо. Вкус у большого нарзана, по-моему, иной, нежели у малого. Погода отличная: солнце печёт ужасно, однако в тени прохладно и даже холодно. У нарзана встретили небольшую группу под руководством известного носа Мая Константиновича и к ним присоединились. Пошли домой, зайдя в местный ресторанчик и перекусив там оставшихся с ночи продуктов колбасы и консервированного лосося. Вечером ходили на нарзан (малый), били сосульки (я бил) и пиле его (нарзан). Нарзановые сосульки пресные.

Вчера подъёмники не работали, все ходили слегка подгулявшие и кататься на лыжах было невозможно. Зато сегодня утром подъёмники исправно загудели и собрали около себя длинные очереди. Мы купили билеты (40 копеек штука) и сели. Погода опять же очень приятная: солнце и отсутствие ветра. Поднялись наверх, а точнее на промежуточную станцию (снизу идут два подъёмника: однокресельный и парнокресельный, они кончаются на середине горы (гора - Гегет), а оттуда до вершины идет однокресельный подъёмник). На карте не соблюдены пропорции, всё показано схематично. Напомню: мы живём в турбазе Гегет, самой большой из всех в этом достопримечательном районе. (План турбазы)* Так вот. Поднялись мы до середины. Там было много народу, одни толпились возле кафе под названием "Ай", неизвестно на что намекающим, а остальные осаждали подъёмник, ведущий на вершину. На самом видном месте стояла американская машина для очистки склона, она была чрезвычайно красивая и полезная, но сломанная и наполовину растасканная местными жителями. Снег почти до крыши занёс её, из-под рваного брезента сиротливо выглядывали огромные гусеницы метровой ширины. Рядом валялись различные запчасти, которые нельзя было унести за громоздкость; в частности, ковш для снега, вмерзший в сугроб и многое другое. Когда-то это стоило не одну тысячу... Наблюдать эту картину не было времени: около подъёмника с ужасающей быстротой образовывалась очередь. Мы встали и начали действовать лыжами, пробиваясь сквозь толпу. Путь пролегал по коридору, который выводил к подъёмнику. Стены коридора, на беду сделанные из дерева, были во много слоев покрыты надписями, указывающими постороннему наблюдателю имена, место жительства и время прибывания на горе лиц, сделавших надписи. Стена была черна от надписей, вырезанных ножом. Были надписи Polska, Japan (последняя надпись сопровождалась длинным столбцом иероглифов, в которых японцы, несомненно, нехорошими словами поносили обслуживание, питание и порядки, царившие на советских турбазах). Надписы были даже на потолке. Пройдя столь знаменательный коридор, сели на подъёмник и поднялись на самый верх. Вдали белел Эльробус (или, по-современному, Эльбрус), снег сверкал, а кассы вели бойкую торговлю билетами на подъ1мники и бугеля. Мы три раза съехали (т.е. поднялись, а потом съехали) на бугеле (система та же, что и в Славске). Затем спустились к середине, опять поднялись наверх, а затем уж съехали до самого низа. Там съели шашлыков, поднялись в нумер, переоделись, пошли обедать, а затем стали отдыхать. После ужина ходили на франко-итальянский лирико-трагический фильм 1960 года под названием "Отверженные", где художником был некто Серж Пименов, а директором некто Беренштейн. Фильм оказался весьма ничего; было несколько ценных эпизодов. Во время показа небезызвестной сцены в саду, без которой не один фильм подобного рода не обходится, какой-то товарищ в зале с необычным смаком и подстрекательской интонацией восклицал: "Так!!! Так!!!" В довершение эффекта во время всего фильма по залу с дикими воплями носилась кошка. Это было, конечно, ценно...

"Если женщина разлюбит. Тосковать недолго буду... (и потом) Сигарэта, сигарэта! Ты одна не измэняэшь. Я люблю тебя за это "Сигарэта, сигарэта!" - одна из песен ансамбля. Он ещё исполняет песни Аллы Пугачевой, Дасена и "Машины времени"... После завтрака пошли к подъёмнику. Погода несколько ухудшилась: появились облака и ветер поднимал небольшие облака снежной пыли, всё это сливалось в некоторый туман, из которого иногда выглядывало солнце. Эльборус перестал быть виден, а на вершине Донгузаруна, являющегося здесь определителем погоды, стали проноситься снежные вихри. Однако солнце всё ещё пекло, и было тепло. Поднялись до самого верха и стали спускаться, избегая встречи с инструкторами: в одиночку и без группы спускаться с Гегета запрещается. Благо инструктора побросали свои группы и пошли кататься в своё удовольствие. Группы опасливо передвигались вниз по склону, иногда кто-нибудь очень разгонялся и падал: единодушно раздавались вопли и слова напутствия, что в большинстве случаев мало помогало: упавший начинал скользить с угрожающим ускорением, он него по очереди отделялись лыжи, палки, варежки, и в конце концов, полурастерзан- ный, он останавливался метров через сто в каком-нибудь сугробе и начинал там барахтаться. Тогда вся группа устремлялась разыскивать зарывшиеся в снег лыжи и погнутые палки, всё это вытряхивалось от того же снега и одевалось на пострадавшего, уже успевшего отплеваться и отряхнуться. После этого все с удвоенной осторожностью становились гуськом и продолжали спускаться, вплоть до повторения столь нравоучительного случая. Но наибольшую опасность всё-таки представляли лыжи без стоперов и верёвок. Стоперы - самое лучшее средство: лыжа отскакивает и тут же останавливается. Конечно, при глубоком снеге никакой стопер не поможет, и лыжа уедет, но глубокий снег называется целиной, по которой никто не катается: лыжи вязнут и повернуть очень сложно. Верёвки (или ремешки) не дают лыжам уехать даже на целине, но имеют свой недостаток: при продолжительном падении они продолжают быть звеном между лыжами и ботинками, и первые начинают немилосердно бить своего обладателя. Поэтому находятся такие, которые вообще пренебрегают какими-то ни было средствами: едут, и всё. Иногда это оправдывается: при падении лыжи отскакивают, и, не успевая разогнаться, застревают в снегу. Но так происходит не всегда... "Лыжа!!!" - раздаётся крик (рассказываю действительный случай). Мы обернулись. "Лыжа!!!" на Кавказе означает совсем не то, что "Лыжа!!!" в Крылатском, хотя в обоих случаях может попасть в кого-нибудь и... сами понимаете. В Крылатском гора маленькая и уклон небольшой, лыжа падает вниз, скользит и в конце концов останавливается: из оврага ей деваться некуда. Здесь другое дело: гора гигантская, снег отличный, уклон до 45°... Смотрим, летит. Именно летит: чуть касается, подскакивает на бугре и летит. Длина участка, где лыжа могла беспрепятственно ускользать от всех, кто пытался её остановить, была около 500 метров, так что можно представить, какую скорость она имела в конце! В начале кое-кто из самых смелых пытались остановить её палкой, но где там: если бы даже кому и удалось за неё зацепиться, то палку просто вырвало из рук или сломало. Когда скорость лыжи стала порядка 10 м/с, все стали разбегаться... Всё кончилось хорошо: лыжа всё-таки остановилась, и её схватил какой-то товарищ с изменившимся лицом, видимо, хозяин. А однажды (это было в Славске) я лично принимал участие в поисках лыжи, которую найти так и не удалось... Мы всёже присоединились к какой-то группе, члены которой, как оказалось, принимали самое активное участие в выдавливании стеклянных дверей аэропорта "Внуково" (см. 29/XII-80 г). Перед ужином ходили на нарзан. Скала вся обледенела, и двигаться приходилось чуть ли не ползком. Добравшись до трубы, я... грохнулся, и чуть было не скользил вниз по натоптанной дороге, как назло выходящей прямо к реке Баксан... Я вовремя ухватился за выступающий камень и под постоянной угрозой на скорости плюхнуться в бурлящую холодную горную реку напился нарзана. Затем я решил быть сосулькой. Нашёл кусок льда и ударил. Мой лёд весь разлетелся, я чуть было не последовал в реку, а сосулька осталась недвижима... Я возмутился и стал искать камень. Из скалы камень выворотить не удалось: Всё что можно, уже выворотили многочисленные туристы и неизвестно куда дели. Все валявшиеся камни примёрзли к земле. Однако мне удалось взять (просто взять!) камень из незамёрзшего нарзанового ручья. И тут я поработал... Спрятав камень, ещё полюбовался сделанным, и мы ушли (мы-мы с папой, неужели я ещё не написал?!) На ужин подали какую-то пересолённую рыбу и яйцо. Всё разбивали яйца, они оказались сваренными вкрутую и были холодными и неаппетитными. Как правильно подметили Ильф и Петров, ни один весёлый человек есть такие яйца не станет. Но мы были удручены голодом, поэтому стали их есть. Я тоже грохнул своё яйцо об стол... Моё яйцо, конечно же, оказалось всмятку и прискорбно растеклось... Кошмар и страсть.

Погода окончательно испортилась. Задул, так называемый колотун и стало очень холодно. Всё-таки мы скатились с середины раз пять и не замёрзли. Пошли обедать в столовую. Наши соседи по столу оказались очень активными людьми: за 6 дней просадили 150 рэ... Это надо уметь. Они тут же предложили нам купить французский шарф и стали уже было его разматывать, но получили отказ. Тогда они пошли на местную толкучку и продали барахла на 30 рэ, из которых 5 тут же истратили на шашлыки и кофе. Они были большими молодцами...

Если спросить любого обитателя турбазы, кто проживает в номере № 608 2м (2-хместном), то совершенно точно можно сказать, что они ответят "Какие-то нахальные евреи". (в смысле " он ответит") Именно так можно охарактеризовать наше поведение. Мы вездесущи: в столовой просим постелить скатерть, принести поднос, насыпать сахара в стакан, разрешить взять в номер тарелок и вилок, а затем и даже требуем перевести нас в другую смену (существует две смены еды), что необычайно сложно. На этаже у дежурной требуем сменить бельё, дать графин, полотенце, одеяло, лампочку... Даже соседи не смогли скрыться от нас: мы просили у них книги и молоко... Конечно, нас вынуждали обстоятельства, но для постороннего наблюдателя всё это могло показаться подозрительным. Ходил в посёлок рядом с Терсколом в надежде купить чего-нибудь овощного или фруктового, или того и другого, но съедобного. Посёлок был небольшой, но приятный: в основном состоял из каменных (кирпичных или панельных, не знаю - я не обратил внимания) двухэтажных домов из 16 квартир; были также какие-то непонятные строения, толи склады, толи секретные заводы, магазин располагался в одном из таких строений, но для устранения секретности, ведущей к опасению, имел соответствующую вывеску. Магазина поэтому мало кто опасался, но не заходил, потому что в нём почти ничего не было. Заходили только приезжие, не знавшие положения вещей, и я к ним сразу присоединился. Внутри был длинный прилавок с витринами и весами на нём. В витринах лежали куски, похожие на мясо и ещё что-то совсем неопознанное. Также стояли подозрительно откупоренные бутыли с подсолнечным маслом и измазанные в земле банки с яблочным повидлом. За прилавком располагалось стойка с отделениями, в которые были насыпаны конфеты и печенье. Я купил печенья и банку с повидлом, после чего вышел из магазина. По пути обратно заметил стоявшее возле дороги кафе с местным названием, а чуть дальше - небольшое строеньице, одно из самых маленьких и самых секретных, которое оказалось почтой. Несмотря на примитивность этой почты по обеим сторонам её двери висели застеклённые плакаты с гигантскими надписями. Слева было написано "Почта", а справа "Post office". Пройдя мимо турбазы "Терскол", на крыше которой, рядом с развивающимся флагом, были укреплены электронные часы, которые, к сожалению, уже который день показывали следующее: 00.00; я приблизился к нарзану. Перейдя через скользкий мостик, я поднялся по сделанным во льду ступеням к трубе и наполнил бутыль и флягу. Затем я пошёл домой, недалеко от базы и рядом с горой располагался базар, где небезызвестные соседи по столу заработали 30 рублей. Базар был заполнен висящими на верёвках дублёнками, свитерами, шапками и просто мотками шерсти с немилосердной примесью аптечной ваты. Бабуси местной национальности специальными щетками расчёсывали воршистые хитросплетения своего производства (для рекламы) и наперебой предлагали купить их якобы за полцены. Мне тут же приписали наличие сестрёнки и для неё пытались подсунуть какую-то штуку с капюшоном. Но я опять же отказался. Я купил банку кизила за пятёрку и вышел с базара. Рядом стояла будка-киоск звукозаписи, где были Высоцкий, Алла Пугачёва и популярные зарубежные ансамбли. На будке имеется плакат, на котором проводилась параллель между записью в этой будке и прочувствованной красотой Кавказа; типа "Уважай Кавказ - посети нас". После обеда ходил в гости к Карпухину (из нашего класса!), здесь оказавшемуся. Он и его товарищ рассказывали мне неприличные анекдоты и пытались споить пивом. Убедившись в моей стойкости, они стали описывать местные достопримечательности, а заодно и происходившие с ними случаи. После этого пошли смотреть телевизор на этаже, а потом и расстались, сговорившись встретиться ещё.

Сегодня знаменательный день, не считая того, что встреча с Карпухиным произошла не вчера, как я пытался вас убедить, а сегодня. Утром пошёл на гору. Пришлось встретиться с группой, главарём которой был некто Симен. Пошли на однокресельный подъёмник, народу было не очень много, и мы вскоре все поехали вверх, рассевшись по двигающимся креслам. Ночью шёл сильный снег, всё замёрзло и везде образовалась столь ненавистная целина. Парнокресельный подъёмник не работал, так как производились какие-то работы: то ли ночью канат дороги соскочил с колёс опоры, то ли просто решили устроить ремонт, на так или иначе канат возле одной из опор висел до самой земли, а кресла вообще касались снега, и дорога стояла. Мы поднялись наверх и поехали: целина оказалась очень неудобной. Но мы ехали более или менее благополучно. Инструктор показал нам могилу какого-то хмыря, который видимо под градусом, вышел из кафе "Ай", встал на лыжи и, проехав без торможения несколько сот метров, разбился об опору подъёмника, где и был похоронен. У всех возникло грустное чувство, но все быстро развеселились и понеслись вниз, поднимая тучи снега и скрежеща на скрытых снегом камнях. Но внизу, у поъдёмника, мы обнаружили человек сто и, сняв лыжи, полезли. Все понимали, что если сильнее давить, то дорога быстрее всё равно не поедет; тем не менее все молча лезли и лезли. Скоро, однако, тишина была нарушена и раздались вопли: кого-то сильно притиснули. Но это было только начало. Откуда ни возьмись, появилось человек сорок экскурсантов, температура поднялась, и накал взрос. Уже стала раздаваться брань и предупреждающие действия горнолыжными ботинками. Некоторые пытались предотвратить надвигающееся кровопролитие, но их ещё сильнее давили, и они умолкали. На каждый шаг продвижения вперёд передних задние отвечали дружным напором, передние возмущались и лезли, задние тоже возмущались и тоже лезли. Наконец наша группа попала за металлический поручень и стала лезть без опасения быть вытолкнутой. Сзади разыгрывались страсти... Через час после проникновения в очередь я наконец сел на этот подъёмник, помятый и уставший, но радостным взором окидывающий волновавшиеся внизу волны народа. Поехали второй раз, целина была уже достаточно примята, но ещё иногда появлялась встающим на пути коварным сугробом. Мы поехали по новой трассе, я разогнался и стал тормозить, но с ужасом заметил, что лыжи не поддаются и я падаю... Проследовало звучное падение, причём моя рука вместе с палкой... до конца ушла в сугроб... Это прямо как у Чарли Чаплина... Внизу увидели такое, что сразу отказались попасть на подъёмнике, и, съехав в лощину, где катались не умеющие кататься, и пролетев мимо них снежно-огненным смерчем, оказались возле турбазы, где немного посидели на лавочке, а затем и разошлись по нумерам. 07.01. Утром, сразу после завтрака, я одел костюм, взял горнолыжные ботинки и понёсся в камеру хранения лыж. Я не возопил в радости, увидев около двери отсутствие очереди, а схватил лыжи и мягко сказать ускоренным темпом направился к подъёмнику. Увы, я оказался не самым умным (в чём я, конечно, никогда не сомневался): там уже была толпа. Я вклинился в середину и стал продвигаться. А, нужно сказать, за ночь выпало столько снега, что даже сгладило все бугры на трассе и намело сугробы. Снег продолжал падать хлопьями, причём с угрожающей быстротой. Вот я уже почти сел в кресло, хотя и мало представлял себе, как буду наверху искать инструктора или сам спускаться: но тут показался вышеупомянутый Симен, и, преодолев сопротивление очереди, протиснулся ко мне. Мы поднялись на верх, по пути я видел, что хмыри все ещё сидели на опоре подъёмника (парнокресельного) и что-то там долбали, хотя тросс (канат) был уже поднят и водружён на надлежащем месте. На всём склоне работал лишь один подъёмник... От нашей группы осталось четыре человека: инструктор, я и ещё два хмыря. Вниз ехать было бы равносильно самоубийству: второй раз простоять в очереди немыслимо. Поэтому стали ждать, пока пустят подъёмник до верха. Его пустили, и мы вчетвером в числе первых поехали. Сразу стало ясно, что теперь что-то не так, нежели 2 и 3/I-81: погода явно испортилась (в смысле изменения, а не ощущения). Прежде всего: целина. Такую целину вряд ли взялись бы поднимать даже нашумевшие и воспетые в книге "Целина" (сам я её, вообще-то, не читал) герои Казахстана. Она была толщиной в метр, не меньше. Видимость сначала была сто метров, затем снизилась до пятидесяти, а на вершине стала нулевой: виден только кусок каната впереди, да лыжи, да иногда опору подъёмника, и больше ничего: снег слился с горизонтом, а в воздухе летели снежные хлопья, набивающиеся в очки и за шиворот. Ветер был 5-10 м/с, если не больше. Нос замёрз. Сверху по склону горы он мог дуть с такой силой, что даже сдувало слова: говоришь и не слышишь - сносит на нижнего соседа. Наконец, вышли. Проехали вслед за инструктором. Мы были одними из первых, как я писал, поэтому снег предстал перед нами в нетронутом состоянии, хотя и под ногами виднелось несколько расходящихся в разные стороны свежих следов, неизменно заканчивающихся чем-то лежащим в сугробе. Инструктор понёсся, а мы - за ним. Приятно нестись вниз со скоростью 40-50 км/ч, когда ничего не видно, не слышно: по целине, по буграм, не поворачивая и не тормозя... За известным в Москве пределом 60 км/ч, чисто символическим, желательно начать медленно поворачивать, чтобы не упасть и не наехать на что-нибудь. Упасть тоже приятно, только на небольшой скорости: после проскальзывания в лежачем состоянии метров трех перед тобой нагребается такая куча мягкого и приятного снега, что даже вылезать не хочется... Спустившись к середине, снова поехали наверх, очередь всё же страшнее сил природы. Хмыри пропали, и мы остались с инструктором одни. Съехали ещё три раза, целина уже перестала быть страшна, по ней даже интереснее. С середины до низу путь показался очень лёгким и был преодалён без падений и казусов. Снег продолжал идти, а очередь на подъёмник не рассасывалась, поэтому я продал обратно в кассу оказавшиеся у меня билеты и пошёл домой. Наши соседи сегодня уехали и оставили нам ящик с яблоками и бутылку спирта. Соседи по столу прознали об этом и тут же пригласили нас на очередную вечеринку, но чтобы мы принесли кипятильник "и что-нибудь ещё". Мы удовлетворили их просьбу: во-первых, принесли спирт, во-вторых, кипятильник, а в-третьих, сами пришли. Собралось человек пять кроме нас, они сидели и смотрели жадными глазами то на бутыль, то на трёхлитровую банку варящегося чая. После того, как банка чая была выпита, мы все пошли на ужин и поужинали... Вот, кстати, допрыгались, выход из турбазы запрещен! Снега нападало огромное количество, имеется опасность лавин. Хотя все говорят, что не нужны паники, что имеется трёхнедельный запас еды, никто не верит, и население турбазы уже готово для того, чтобы при внезапном отключении света, быть может даже и случайном, или при шуме сходящей где-то лавины ринуться вниз и разнести запасы продовольствия. Мы взяли за ужином полбуханки хлеба и масла: мало ли что... Звонили по телефону домой. Говорю: "С Москвой соедините!" (голос дежурной) "Одну минуту!" (треск, звук переключателей, гудки и щелчки) - "Алло!!!" (голос диспетчера) - "С Москвой соедините!" - "О!!! Это лучше обратиться к дежурной! Сейчас соединю!" (щелчки и шумы) (Голос той же дежурной) "Чего? С Москвой?! Подождите. Узнаю у диспетчера!" (гудки, шумы, щелчки)... Наконец взяли телефон и через 1,5 часа соединили...

У нас в нумере на двери висит чрезвычайно полезный план поведения жильцов при пожаре, где первым пунктом значится "Сохраняйте спокойствие",а последним "Подойдите к окну и взывайте о помощи". При этом рекомендуется вести баррикадный способ защиты от огня, типа "Закрытая, смоченная водой и хорошо уплотнённая дверь надолго защитит Вас", и в этом духе... Ночью снег прекратился, и даже разрешили подниматься на Гегет. На улице снега было по колено, и здесь бы пригодились американские снегоочистители (т.е. агрегаты для выравнивания склона), имеющиеся здесь на Эльбрусе. Правда, один из них упал в пропасть и ныне покоится на вершине Гегета (я уже писал) (не на вершине, а на середине), а другой сломался при перевозке сена... Ходят слухи, что летом ими чуть ли не пахали... Сегодня, наконец, пустили парнокресельный. Мы, отстояв, правда минут двадцать, поднялись до середины. Подъёмник наверх не работал, поэтому мы стали спускаться вниз. Погода сильно изменилась: снег совершенно не шёл, ветер был небольшим и, даже иногда выглядывало солнце. Доехали хорошо, главное - видимость, я даже стал использовать мастерские элементы. Внизу была очередь минут на тридцать. Мы встали. И вдруг... В дали показались бегущие фигуры, они были с лыжами и их было очень много. Парнокресельный опять закрыли! Вмиг образовалась свалка, наглядно иллюстрирующая популярность Гегета, а также, если не в большей мере, культуру его почитателей. Поднялись и снова съехали, на этот раз окончательно. Решили в столовую не ходить, а пообедать в ресторане "Горянка", находящемся недалеко. Ресторан представлял из себя нечто вроде большого стеклянного киоска и был необычайно уютным. Мы вошли и сели; тут ещё врубили магнитофон, а заодно и висящие под потолком колонки. Мы слушали и радовались вдвойне: три четверти этих популярнейших записей у нас были. Тут явился тип в замшевом костюме и получил обширный перечень заказов. Сначала принесли салат из свежих помидоров и жбан с соком, затем - какие-то котлетки с гарниром, а затем цыплёнка табака и тарелку соуса... Вкуснота была жуткая, прямо пальчики оближешь, что мы и сделали исходя их местных законов приличия. Кофия жали долго: Товарищи на соседнем столике решили споить единственного официанта в замшевом костюме. Вшестером на одного было нечестно, и официант отделался маленьким "чокушкой". К нам он подошёл уже с красным носом и блуждающими глазами, принёс кофию, получил законную двадцатку, на чём мы и расстались. Пошли домой, на ходу смакуя съеденное и выпитое. Поместились в лифт, обладающий одной крайне неприятной особенностью. Как только в него набивается тёплая компания, на табло загорается зловещая надпись "Перегруз". Все замирают в неестественных позах, задерживают дыхание, боясь хоть каким-либо образом выдать бесчувственному лифту своё присутствие. Кто-то дрожащей рукой нажимает "Ход", лифт начинает двигаться. Все облегченно вздыхают, некоторые это делают слишком бурно, поэтому надпись "Перегруз" мигает, как бы предупреждая о возможных последствиях... Из лифта все выходят вспотевшие и радостные. Обедать не стали, а стали отдыхать, причём я боролся с одолевшей меня неприятной отрыжкой. Вечером читал газеты, которых привезли целую кучу. Большинство газет было написано русскими буквами, но видимо, по-китайски, и прочитать в них, кроме "колхоз", "совхоз", "партия", "коммунизм", ничего было нельзя. Впрочем, эти слова преобладали. Я читал "Правду"; "Труд" и "Сельскую жизнь", а также "Кабардино-балкарскую правду" на русском языке. После ужина ожидали фильм, но его не было. Мы пошли спать в нумер.

Пошли кататься на Гегет. Мы, вообще-то, хотели посетить Эльробус, но "автобусы не ходят", метро закрыто, такси не содит..." Поэтому с горя растолкали очередь, небрежно сели в кресла и приехали на середину. Оттуда поднялись на верх и поехали. Вообще, горные лыжи - самая приятная вещь (разумеется, после кактусов). Так неплохо: между бугров, с присяданием, с подпрыгиванием... Погода была хорошая. После обеда хотели отдохнуть, но это нам не удалось: под самым окном установили противолавинную зенитку и стали с интервалом пять минут долбить по соседним горам. Вонь (сужу по дыму) была страшная, а грохот такой, что стёкла дрожали. Вечером ходили на фильм "Жажда жизни" про Винсета Ван Гога, представленного сумасшедшим и бросающегося на людей с истерическими воплями и лезвием. Фильм, вообще-то, ничего.

Решили посетить Эльробус, как раз утром погода обещала быть хорошей. Встретились с группой и стали ждать автобус. Тот не приехал, и мы взяли другой, прозрачно намекнув водитель на нечто на дороге не валяющееся. Приехали довольно скоро. Смотрим: дом. И гудит. Вошли. На нас набросились какие-то товарищи, хотевшие востребовать у нас билеты, но мы в молчании протянули им накладную с подписями всех сильных мира сего и дающую нам право подниматься без очереди и без билетов (см. Collection), в результате чего товарищи сделали кислые физиономии, но расступились и пропустили нас на посадку. Дорога здесь вагончиковая и состоит из двух вагончиков: один во время остановки тросса находится внизу, а другой - наверху. Вошли в вагончик, оказавшийся madein Italy. Он был красного цвета и очень приятный, правда довольно заляпанный и с битыми орг-стёклами. Двери закрыли и вагончик тронулся со скоростью 6 м/с. Внезапно внизу мы увидели работающий американский (или немецкий?) аппарат для выравнивания склона - ретрак. Он тоже был красный, шириной около четырех метров. Гусеницы были широченные, впереди был прицеплен ковш и специальный валик, приминающий снег между гусеницами. На крыше мигала сигнальная лампочка, ретрак поднимался по склону, оставляя за собой 4-х метровую гладкую и твёрдую колею. В вагончике я тщетно пытался отвернуть что-либо для коллекции, но итальянцы сделали всё точно и прочно, в результате чего мне пришлось довольствоваться только куском разодранной покрышки от сидения, которые находились в углах вагончика. Выйдя из вагончика, мы снова предъявили накладную и сели в другой вагончик той же конструкции, едущий выше. Наконец мы полностью приехали. Взяв лыжи и пройдя коридором, оказались на улице. Там действовал второй ретрак. Он был такой же, как и тот, внизу, и мне удалось его детально рассмотреть. Когда он наконец поднял ковш с валиком, въехал в сугроб и остановился. Водитель выскочил и убежал, я влез на гусеницу и проследовал к кабине. Там было ценно: руль, как в самолёте; ряды кнопок и лампочек, приборы; мягкие откидывающиеся кресла. Всё носило следы качества и глубокой продуманности. Гусеницы были съёмными, они были одеты на колёса. За кабиной, где у машин обычно находится кузов, были какие-то аккумуляторы, трубки и поршни, но на двигатель было не похоже. Тут явился водитель с металлической большой канистрой авиатоплива, тоже, видимо, американский (ФРГ - ?). Он нажал какой-то рычаг, кабина мягко поднялась, Водитель влез на гусеницу и начал опорожнять куда-то ценную канистру. Группа собралась, и после долгих колебаний некоторых её членов и неоднократных запечатлеваний на плёнку группы в разных комбинациях, решено было ехать. Высота ощущалась: хотя и небо было закрыто облаками, солнечные лучи проникали и слепили глаза. Снег оказался неудачный, какой-то тяжелый и рассыпучий. К тому же проявилась одна из особенностей местной погоды: при отсутствии какого бы то ни было тумана, при очень хорошей видимости склон представлялся совершенно гладким и ровным, хотя на деле был покрыт буграми и впадинами. Это создавало неудобства: начинаешь поворачивать и в самый ответственный момент налетаешь на невидимый бугор и оказываешься в сугробе. К тому же встать, как бы это не казалось странным, почти невозможно: втыкаешь палку - она уходит в снег по ручку, хочешь зацепиться локтём, а он утопает... И снова действие высоты: смотришь: спуск, а потом подъём. Ну, думаешь, разгонишься, а там сам по себе остановишься. И вот разгоняешься, спускаешься; вот уже и бугор, подъём..., однако, несмотря на то, что едешь вверх, разгоняешься ещё больше... Это происходит от нарушения координации и зрительного смещения центра тяжести. Вот я описал тут так называемые страсти-мордасти, тем не менее мы спустились три или четыре раза от верха до середины (не от верха самого Эльбруса, а от верхнего подъёмника), а потом сели в вагончик и спустились от середины до низа: там трасса между камней, очень неприятная, и мы решили её избегнуть. Вся группа куда-то исчезла. (рисунок)* Автобуса тоже не было и мы решили ехать до "Чегета" на лыжах ввиду небольшого уклона в ту сторону. Ехать пришлось по проезжей части, скорость сбавлять опасались из-за возможного подъёма, из-под кантов лыж летели искры при попадании на мелкие камни; прохожие шарахались в стороны. После такой дороги лыжи покрылись грязью и были все в выемках от камней; придется нам завтра их точить общепризнанной американской по уверению того, кто нам её обещал дать, точилкой; на которой я в прошлый разглядел надпись "цена 5 рублей". Пообедав, стали отдыхать, а потом пошли за нарзаном. Уже стемнело, а потом пошли по лесной тропинке, поэтому за каждым деревом мерещились засевшие там злодее с ножами, готовые оттуда выскочить и потребовать часы и деньги. Благо денег у нас не было, а часы свои я бы не отдал: хоть они и помоечные, но тем не менее швейцарские, а главное, за десять дней отстали всего на одну минуту! Лес был пройден без появления злодиев с ножами, и перед нами возникла поляна. Снег очень белый и чуть ли не светится, поэтому на поляне светлее, чем в лесу. Вдруг: на снегу что-то тёмное... и движется!!! Я подошёл: что-то маленькое, длиной не больше 5 сантиметров, ползёт по снегу... Мышка! Я её накрыл варежкой, а сам зажёг спичку и стал смотреть. Поднял варежку: сидит, бедная аж дрожит от страха. Спичка погасла, и тогда она устремилась в свою нору, расположенную возле одного из кустов. Можно было её поймать, уж очень она была маленькая, но я решил,, пускай себе следует по назначению. Нарзан был очень вкусный, и бутылка его никогда не помешает. После ужина был фильм "Фантастическое путешествие на воздушном шаре" производства Мексики, я уже его как-то смотрел, но решил пойти ещё. Фильм был про Африку, но мексиканские продьюсеры не предусмотрели, что я в этом кое-что понимаю: один раз в кадре промелькнул куст опунции, которая, вообще-то, в Африке не растет. Да я ещё не знаю, растёт ли в этой Африке растение под названием Yucca (рисунок)*, которое почти всё время присутствовало в фильме.

Катались на Гегете. То ли погода как изменилась, толи возникла какая такая атмосфера, но катание не клеилось: сплошные падения, повороты не получаются, ноги трясутся... Едешь вперед, хочешь повернуть - не получается. В другую сторону - тоже не получается. Тогда я возмутился и думаю: пропади всё пропадом!!! И как понесусь! Разозлился жутко, и когда потом от снега отплёвывался и лыжи отыскивал, тоже был зол на всё. Таким образом спустился три раза. Вечером, перед ужином, на афише обнаружил французский (там было написано итальянский) фильм "В сетях мафии" и сразу всё понял. Рубль лежал в моём кармане, и я вместе со всеми начал ходить по холлу. Как назло назревал ужин, я всё быстро съел и снова выбежал в холл. Там все ходили. Тут ещё под плакатом о кино повесили плакат "Сегодня в 2.30 танцы (кино тоже в 20.30). Все усмехнулись: заранее было ясно, что это мероприятие обречено на провал: кто будет танцевать, когда в прямом смысле за стеной носятся злые мафиози и вообще разыгрывается ценный детектив?! Билеты принесли, я выхватил тёплый рубль и, прошелестев им под носом кассирши, получил билеты. Фильм был ценный.

Вчера вечером к нам приехал знакомый. Он имел лыжи и рюкзак, из последнего он сходу достал бутылку Campari, откупорил её и разлил по стаканам. Пришлось начать. Это Campari довольно аппетитно, но желательно разбавлять его водой во избежание последствий. Затем знакомый сменил Moow Boots на тапочки и пошёл получать нумер. Сегодня мы мастерски проспали, поэтому когда ничтожесумнящимся образом пошли получать лыжи в камере хранения, нашли её закрытой. Пришлось идти домой и собираться - завтра в 6.00 мы уезжаем. После сборов, набиваний чемоданов и рюкзаков, сортировки пахучих носков, перебирании куч тряпок, рубашек и свитеров, мы решили закатиться в тот же ресторан "Горянка". Снова гремели колонки и замшевый официант летал между столами. Сначала принесли салат из немного подмороженных помидоров, затем нечто в глинянном горшочке, а в конце концов сковороду с дымящим мясом, луком и морковкой. Графин сока дополнил сумму в 15 рэ, выданную наличными. Мы вернулись домой, победоносно глядя на двери столовой, откуда опять пахло какой-то кашей и варёнными костями, из чего приготовлялись разные блюда. Обедать не стали, а совершили прощальный моцион по окрестностям. Посетили нарзан, ещё раз прочитали висевшие везде надписи: "Рвать рододендры запрещается!", "Рододендр - реликтовое растение, охраняется государством!!", или "Вернись без рододендра!!!"; хотя была зима и никаких рододендров не было видно. Затем ещё забрались на склон лягушатника, где катаются начинающие, или утюги, и я сел там на картонку и поехал. С самого начала я поступил неправильно: опустил ноги на снег. При этом я сразу же был облеплен фонтаном снега, брызнувшим из-под каблуков. Далее последовало нечто, я помню только, что куда-то со скоростью летел по буграм и кочкам, мой зад весьма при этом притерпел и стал "пострадавшей стороной". После всего этого я оказался в сугробе, без картонки, естественно. Итак, завтра уезжаем. Сдали дежурной по этажу специальные зеленые карточки (по которым мы получали лыжи из камеры хранения), а за ужином взяли полбулки хлеба, сыра и масла на дорогу.

В 5.00 в шкафу надрывно взвыл будильник, что означало начало нового трудового дня. Мы вскочили, сосчитали чемоданы и ринулись вниз, в тёмный холл - большинство обитателей турбазы ещё благополучно дрыхло по своим нумерам. В холле уже стояли чьи-то чемоданы, и все теперь ждали только прихода типа из камеры хранения, чтобы взять свои лыжи. За типом пришлось идти, и он вскоре явился заспанно-затрапезном виде в сопровождении самых нетерпеливых из нас. Автобус уже стоял, и был слегка виден в непроглядной тьме, возле него уже в нетерпении ходил водитель. Мы погрузили вещи и сели, через несколько минут мы тронулись, забрав последних пассажиров, чуть было не проспавших отъезд. Турбаза высилась восьмиэтажной громадой на фоне тёмных лесов подножия Гегета, в ней светилось несколько окон. Покидать это уютное сооружение с большим холлом, хорошим кинозалом и приятным расположением нумеров с отваливающимися раковинами, гудящими лампами и пахнувшими дрожжами полотенцами было довольно грустно; мы окинули в последний раз панорама окрестностей и уже неслись по ночному лесу. Постепенно горы стали ниже, и взошло солнце, которое правда, всё время было скрыто облаками. Туман путался под колёсами, и водитель постоянно сигналил при обгоне машин, обычно довольно вяло двигавшихся вперёд. Через четыре часа поездки и получаса уговоров водителя мы были высажены у железнодорожного вокзала мин воды. Там были приобретены билеты, и в ожидании мы стали обедать в местном ресторане. Пища была съедобная, и даже слегка вкусная, поэтому мы остались лучшего мнения относительно питания в наших ресторанах. Затем мы купили кипу газет, пошли на посадку, где и увидели наш поезд. Ввалившись в вагон, мы отыскали наши места и засели за газеты. Около часа я набирался информации (ещё бы: на турбазе я был совершенно отключён от всех событий), а затем стал просто смотреть в окно. По вагону в разных направлениях ходили товарищи с сосисками, молоком и лимонадом, всё это предлагалось, и взималась неимоверная плата. Мы не стали ничего брать, а опустошили припасённую флягу с нарзаном. Сошли в Армавире, поскольку решили заехать к тётенькам (aunts), здесь живущим. Шли пешком, так как от вокзала было недалеко. Тётеньки - Тася и Маруся - жили в одном из одноэтажных дореволюционных домов, из которых состояла вся эта часть Армавира. Произошла бурная встреча, был совершён обед, а затем мы отправились смотреть город. Начали с Кубани-реки, здесь протекающей. По словам сторожилов, когда-то она была шириной около 300 метров, очень бурная, порожистая и очень хорошая. Но всё та же цивилизация пришла, где-то выше устроила оросительный канал, и от Кубани остались какие-то протоки; образовались острова, на которых тут же выросли травы, кусты и деревья. Вода сделалась мутной и с масляными пятнами. Плыли сучья и мусор. Вот, говорят, на западе: они там атмосферу загрязняют, природу портят... А у нас... Впрочем, зато орошены какие-то поля и там теперь какое-то рисосеяние или ещё что... В городе стекольный и химзаводы, дымящие нещадно, а также пахнет от печного дыма, неизвестно отчего образующегося в домах: резиной они топят, что ли?! Дома везде дореволюционные, но качественные и добротные: кирпичи лежат аккуратно, крыши, хотя и уже не чинились много лет, не текут. Типичные двойные окна и ставни с жалюзями и резные финтифлюшки на крыльце необычайно красивы; впечатление дополняют ценнейшие дореволюционные гвозди, на которых держатся крючки, ручки и заборы. Теперь немного о жизни в этом достопримечательном городе. Нет мяса, масла, мыла, но есть молоко, хлеб и горы электробритв во всех магазинах, последние, к сожалению, никому не нужны. Везде грязь и обычный погром. Несколько недель назад прорвало большую водопроводную трубу, однако её никто не чинит, и поэтому канавы до краев полны водой; большое количество непроходимых луж и топей посередине улиц не даёт возможности по ним ходить и даже ездить. На всех стенах висело множество плакатов, в основном "Да здравствует КПСС". Но были и такие, как "Увеличение эфектности предприятий - наше общее дело" (эфектность, по-моему, можно было и не увеличивать: все местные предприятия выглядят так эфектно, как никогда не выглядела помойка возле нашего дома!); "Граждане, экономьте каждый кубометр воды!" (см. пример о водопроводной трубе); "Наш путь уже определён, и верность его подтверждается опытом. Л.И. Брежнев" (на гигантском плакате, вмонтированном в бетон) (если бы эту фразу придумал я (а мне бы для этого не хватило чувство юмора), то в конце я бы обязательно поставил троеточие, как нельзя больше к проявлению сути этого транспоранта в действительности...) По пути, преодолевая погромы и завалы, зашли на почту и совершили звонок домой. Там все оказалось нормально, но отросток куса опунции (столь мной восхваляемой) почему-то начал расти в горизонтальном направлении. К чему бы это? На обратном пути зашли в магазин с громким названием "Мясо", но где ничего не было, кроме рыбных консервов. На многих домах были исторические мраморные плиты с надписями, типа "здесь 22.10.1905 черносотенцами были растерзаны Носов и трое неизвестных". На одном из самых оживлённых улиц стоял стенд с надписью "Стоп! Внимание!", но на нём, к сожалению, ничего кроме этой надписи, не было... Вообще, как я заметил, армавирцы очень любят различные плакаты, лозунги, афиши и дарственные надписи. Например, на многих домах было написано: "Сдан на социалистическую сохранность квартиросъёмщикам", а заборы, кроме соответствующих надписей, ещё носили следы афиши 45-80 годов. В одном месте к стене даже была прикреплена табличка "Место забора пробы воздуха". Нам говорили, что в городе бродят бандиты и раздевают граждан, однако на нас никто и не покушался. Лишь изредка проносился усиленный наряд милиционеров со страшными уголовными физиономиями (вчетвером на мотоцикле с коляской), да проходила тёмная компания (в одной из таких компаний предлагалось кого-то убить, но я лично этому мало верю). В общем, всё было спокойно. Грязь была жуткая везде, где мы ходили, и развал полнейший. Местные власти, видимо, действовали по принципу "Не взирай", и вполне его оправдывали. На всех улицах росли толстенные корявые баобабы (акации), оправдывая тезис "... а если туп, как дерево, родишься баобабом, и будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь", выдвинутый В. Высоцким. Посредине всего этого высилась семиэтажная никому не нужная громада "дома бытовых услуг", воздвигнутая за счёт снесения ряда жилых домов. Двинули домой спать. Дом был овеян многочисленными историческими событиями во время войны напротив помещалась гестапо, а чуть раньше и слева - наша контрразведка. К тому же здесь довольно продолжительное время жил папа.

Ходили на известный Армавирский базар. Вошли в ворота и увидели длинные ряды прилавков и разложенные на них товары. Пошли. Какие-то грузины торговали гранатами и мандаринами, были также лимоны, перец, тыквы, сушёная хурма, яблоки, лук, лекарственные травы, чеснок и многое другое. Под табличкой "Продавать аджику, горчицу и грибы домашнего приготовления запрещается!" продавали аджику, горчицу, а вдобавок ещё и томатный сок с косточками. Мы приобрели навешанных на нитку сушёных хурм (или как это сказать), перца, кураги и ещё каких-то маленьких штучек. На территории базара было также несколько сводчатых павильонов с покрытыми кафелем колоннами. В них продавали мясо, сало, кур, молоко и подсолнечное масло. Кто-то даже продавал живого петуха. Он сидел насупившись и сердито издавал неподражаемые звуки, а хозяйка превозносила его качества. На мраморных прилавках стояли весы, а из-за них, как из-за пулемётов, выглядывали бабуси в белоснежных халатах и вооруженные увесистыми гирями. Цены были на 200-300 % выше обычных магазинах, немудрено, что мясо кур мало кто покупал. Бабуси были раздосадованы и уже не предлагали наперебой купить свои товары, а только поливали проходивших покупателей потоками брани, что мало способствовало процветанию их предприятия. Мы получили причитавшуюся нам порцию и тоже удалились. На улице увидели странное зрелище: человек сто ходило кругами по одному месту, изредка обмениваясь короткими фразами. Это была местная толкучка. Затем мы вышли с базара и решили изучить коньюнктуру местных магазинов. В тканевых отделах были мотки с дешовой расцветкой. В обувных отделах стояли ботинки, ужасавшие своим видом, но для местной грязи вполне пригодные. В отделе головных уборов лежали штабеля кепок. В отделе брюк лежали кучи брюк, которые нельзя назвать иначе, как штанами. В парфюмерном отделе были помады и одеколоны, Мыла нигде не было. Ликеро-водочный отдел поражал ассортиментом. О продуктах я уже писал. Впрочем, жить можно: живут же люди. В 16.50 подъехало такси с изрешечённым чем-то лобовым стеклом, и мы в нём разместились. Подняв фонтан брызг из всех близлежащих луж и обдав им непридусмотрительных прохожих, автомобиль ринулся по уже темнеющим улицам. На вокзале стали брать билеты. Обстановка оказалась благоприятной, и через какой-то час давки возле кассы и словесной дуэли с кассиршами в присутствии большого количества отнюдь не пассивных секундантов билеты оказались нашими и мы устремились к поезду. Тот вскоре прибыл и отошёл, отягощенный нами. Завтра в 20.20 мы будем в Москве.

Утром проснулся на верхней полке, слез и встал. Целый день в поезде... Соседями оказались какие-то хмыри, целый день большим ножом ковырялись в маленьком радиоприёмничке, пытаясь его настроить. При этом он так скрипел ультразвуком, что уши закладывало. При подъезде к Туле пошли слухи о вкусных пряниках, якобы имевшихся там в больших и неограниченных количествах. Я взял два рубля и, хотя стоянка была всего четыре минуты, выскочил на перрон и купил четыре штуки. Они были очень вкусны, и были поэтому тут же спрятаны в рюкзак. Наконец подъехали. Вышли на вокзал, наняли носильщика и направились к такси. Ехали не очень долго, но приехали домой к 8.30 вечера. Первым ударом была гибель приятнейшего куска опунции... Недаром отросток начал "расти горизонтально": он просто начал размягчаться у основания и подсыхать... Лист из зелёного стал коричневым и корни исчезли... Я отрезал оставшийся кусок отростка, но он очень маленький и вряд ли приживётся. С грустью лёг спать.

Вместо литературы была геометрия. По физике устроили дешовенькую работу. На физике нас оставили дежурить, а физика была пятой, так что в снежки поиграть не успели. Зато очень эффектно крутили динамомашину (или как её там): покрутить секунд двадцать, и контакты соединишь, а она как грохнет, и с искрой! Делал уроки до 18.00, а затем пошёл гулять. Кулакова не было, поэтому пошёл к библиотеке: может он там. Но библиотека уже закрылась (сегодня она работала) и узнать ничего не удалось. Пошёл к Кулакову домой, думал, что он может быть уже из библиотеки пришёл. Но там получил сведение, что он пошёл в какой-то магазин "Промтовары" мерять штаны. Я пошёл туда и, действительно, увидел его там. Проследовали гулять, около школы нашли какой-то плоский пластмассовый провод и натянули его между двумя деревьями на расстоянии 38-40 метров. Хотели ещё повесить надпись: "Опасно! Высокое напряжение! 6000 Вольт! Не влезай! Убьёт!". Но такой надписи не было, поэтому оставили провод висеть и пошли за Романовым, который куда-то исчез: в школу уже целую неделю не ходит. Как всегда: никто не открывает и слышно, как в ванной течёт вода... Послушав сии звуки, разошлись.

Сегодня на 11 часов была намечена лыжная прогулка с Кулаковым, Леньшиным, Дончук и Страховой (Воронова почему-то не пригласили. Да он бы и не пошёл). В 11.10 встретились возле школы, и после долгих споров, куда направиться, наконец пошли к автобусу, так колком ничего и не решив. Автобус подошёл, и мы в него сели. Доехав до местечка под названием Узкое, вышли: но Дончук со Страховой по одним им известным причинам остались в автобусе, и последний уехал. Мы сели нас следующий, и увидели их на следующей остановке. Они предложили ехать ещё дальше, но тут уж мы не поддались и направились через дорогу, а затем и к Узкому (обратно), благо туда было понижение. Дончук со Страховой также последовали совету и к нам присоединились. Дрова-какая-то жуть: падения через каждые десять шагов... Мы сначала двигались по оврагу, где было много народу, а затем углубились в лес, чтобы разъесть припасённые мною бутерброды и яблоки. Нашли уединённое бревно и расположились. Кулаков извлёк нож, а я - сокровенный бутерброд, после чего послышалось чавканье - я съел свой кусок. Остальное - треть запаса - было отдано Леньшину. Тут внезапно, при исполнении этой пышной церемонии, бревно, на котором я сидел, поскольку оно было помещено в развилку деревьев и обладало свойством рычага, опустилось и я оказался в сугробе. Лёжа в снегу, я начал смеяться, поскольку такого положения нарочно не придумаешь. Все тоже поняли юмор. Когда я выбрался, Кулаков нажал на бревно, желая удостовериться в его подвижности... и в сугроб упал Леньшин, стоявший с другой стороны деревьев на скрытом снегом конце бревна... Наконец мы двинулись далее. Решили устроить небольшую гонку, понеслись по лыжне со скоростью. Леньшин внезапно повернул налево, в узкий проход, налетел там на выступавший сбоку пень и растянулся в неестественной позе. Мы с Кулаковым полезли отстёгивать лыжи, так как сам он не мог этого сделать. И... одна лыжа оказалась сломанной... Все стали сожалеть, а потом нашли отвалившуюся часть и стали её монтировать на прежнее место при помощи имевшейся изоляции. Но через сто метров всё развалилось и решено было лыжу обстругать. Пока Леньшин это делал, было разьедено второе яблоко. Да, ещё ранее Кулаков начал бить палкой по деревьям, чтобы оттуда сыпался снег, и палка у него сломалась... Так что медленным шагом мы двинулись назад, потерпев на этом участке полное поражение. Двигались, как я уже говорил, медленно: лыжа (вернее, то, что от неё осталось) Леньшина постоянно зарывалась в снег, а палка Кулакова - проваливалась. Наконец вышли к тому месту оврага, где было много народу. Шли по верху, поэтому нужно было съехать вниз. Мы с Кулаковым спокойно съехали. Леньшин спустился боком... а Страхова... сломала лыжу!!! Мы туда бросились, и обнаружили плачевность ситуации: лыжа сломалась, даже трещины пошли по всей длине. Решили её демонтировать, чтобы получить крепление. Можно было отвинтить, но мы пошли по пути наибольшего сопротивления: стали лыжу расщеплять. Лыжа была хорошая и только что сломанная, поэтому больно отдавался в ушах её расслаиваемый скрип. Ехать дальше было нельзя: куда уж, трое пострадавших, поэтому мы раскидали по снегу обломки лыжи (я предусмотрительно захватил по кусочку от обоих лыж для коллекции (лыжа Леньшина - жёлтая, а Страховой - чёрная)) в память о ратном подвиге, сняли лыжи и пошли пешком. Все возмущались, что мы портим лыжню, но мы молчали, а Кулаков угрожающе шевелил обломком палки, так что подступиться никто не решился. Правда, казус произошёл: рядом шла тётя на лыжах, она внезапно потеряла равновесие на узкой тропинке и стала падать. При этом она подняла лыжу и непроизвольно огрела ей меня по плечу. От неожиданности я свалился в сугроб. Наконец добрались до остановки, сели. Кулаков взял на 5 копеек пять билетов, и оставалось только ждать нашего родного Беляева. Вышли и разошлись. После обеда пошёл к Леньшину, у которого Кулаков списывал того же Чингиз хана. Сначала был Чингиз хан, а потом Высоцкий, которого Кулаков не списывал, поэтому мы его просто слушали. Песни были про "вставную челюсть размером с самогонный аппарат", и про манию вещего Олега "щиты прибивать на ворота". В общем, неплохо.

Утром ходил в парикмахерскую, где, если бы не отчаянное сопротивление, был бы обстрижен под нуль. Затем ходил в поликлинику делать какие-то процедуры0 намеченные злым врачом ещё до каникул. Меняя ввели в комнату, где посредине стоял привинченный к полу стул с привязанными к нему кусками толстенного каната, а рядом столик с лежащими на нём большими шприцами. Ну, думаю, сейчас привяжут и приступят... Однако всё обошлось. Сегодня у нас УПК, и опять во вторую смену. Как я не спешил после врача, но на Новых Черёмушках вышел лишь в 14.40, т.е. с опозданием на 10 минут. Понёсся, но по пути встретил всю нашу группу, направляющуюся к метро. Мы едем на экскурсию в "Институт проблем управления" (где Трудовик любил подзапастись заготовками)!!! Сели в метро и поехали в калужскую (всего одна остановка). Вышли из вагона и вскоре уже были остановлены на проходной в здании института. Выискался хмырь-проводник-экскурсовод и повёл нас по зданию. Сначала была дешовка, показывали какие-то чертёжные доски и т.д. Но затем показали действующую машину под названием гильотина, которая на наших глазах перерубила кусок толщиной в 3 миллиметра. Затем был изучен аппарат по сгибанию, он гнул такой же кусок, правда он не согнулся, а сломался - он был дюралевый. Затем нас отвели в зал с гигантскими токарными станками (при виде их у нашего трудовика слюнки бы потекли). На этих мастодонтах кучами лежали резцы разнообразных конструкций, а рядом - чушки по 10 кило с ободками и дырками - продукция (дырки были сделаны на сверлильном станке). Далее был станок с програмным управлением: режет и режет медные винты. Там же стоял фрейзерный станок с насаженной на него корявой истёртой фрезой (или, как здесь говорят, фрезом). Следующим пунктом экскурсии был сварочный цех. Там за 3-х сантиметровой толщины литой крышкой стола сидел хмырь и с презрением на всё взирал. Но столе перед ним лежала металлическая коробка с потрескавшимися и прожжёным кирпичём. Хмырь небрежно закурил сигарету, взял кусок железа и паяльный аппарат, зажёг его от сигареты (...), натянул шлём с защитным стеклом и стал паять, сказав, чтобы все отвернулись. Когда я повернулся, то увидел, что на кирпиче лежал кусок с наваренной на него металлической полосой. Хмырь вытащил молоток и начал сбивать шлак. Затем он пошёл к большому агрегату, стоявшему в другом конце комнаты и сказал, что будет демонстрировать аргонный сварочный аппарат. (то же самое, но подаётся аргон и слои покрытий (никеля, хрома), имеющиеся на поверхности свариваемых деталей не выгорают). Мне был персонально выдан шлём, и я стал смотреть. Такой зелёный короткий и узкий язычок пламени - и больше ничего. Сняв шлём, я опять же увидел, что хмырь наступает на меня с какой-то сваренной катушкой в руке. Отступать было некуда, и я пять минут вынужден был слушать пространную лекцию о сварке, пока за меня не вступился экскурсовод и не повёл нас дальше. Далее была туманнейшая выставка института, составленная из запылённых обрезков канализационных труб, уже, видимо, побывавших в использовании, светящихся стендов и стоящих друг на друге гробах - устаревших блоков ЭВМ. После изучения выставки и выслушивания речи нас повели смотреть английскую ЭВМ. Она занимала огромный зал, там стояли пронумерованные шкафы, самописцы и дисплэи, на которых, видимо, объявлений не печатают. Пощупать её нас не пустили, поэтому мы наблюдали из-за стёкол, выходящих в коридор. Довольно приятно.

По географии проходим США, авторы учебника особенно смачно описывают вкусных американских бойлеров, якобы, имеющихся там в неограниченных количествах. А это предлог, кстати... Леньшину я дал читать свои дневники и многочисленные приложения, при виде количества которых он даже ужаснулся, но взял. Особенно нужны ему стихи. Говорит: "Буду составлять полное собрание сочинений НАС" (имеет в виду меня, себя, Дончук). (При этом он ударил себя в грудь). Потеха... Ходил на лыжах. Как всегда, все ушли ранее и я еле их всех догнал. Бегали 3*2,5 километров, очень приятно. Устал ч на второй сотне метров, и до конца нёсся, видя уже зелёненькие шарики (это ещё не высшая степень, Кулаков вообще несколько раз падал на ровном месте, а я - на него). Леньшин неудачно привинтил крепления на другие лыжи (вместе сломанных), и у него всё развалилось, и он не бегал. После финиша (бегали не на время, а так) немножко подзакусили, а затем направились по домам. Дома читал книгу Даниила Гранина "Иду на грозу", заданную на внеклассное чтение. Видели Лизавет-Санну, завтра будет урок... Этому Гранину, видимо, особенно нравится слово "зад", и он его очень часто употребляет: иногда в виде нравоучений, "если бы от яйца был хороший голос, то курящий зад заливался бы соловьем"; а то и просто: "мне нужны измерения, а не труха этой старой задницы". Хотел было пойти в библиотеку, но она как раз сегодня оказалась закрытой. Жуть. Официальная пресса сообщила, что Иранцы наконец отпустили американских заложников. Кажется, кончилось нашумевшее дело с этими американцами, иранцами и миллиардами. Иранцы получили требуемую сумму, правда, довольно сокращённую за счёт активного действия американской дипломатии в Алжире, являвшегося посредником между окрысившимися друг на друга Ираком и Штатами. И тут же отправили заложников первым же самолётом. Кончила миссия крупногабаритных авианосцев в Персидском заливе, на берегу которого сидел Аятойла Хомейни в постиранном по такому случаю полотенце и, беззвучно шевеля губами, пересчитывал замасленные долларовые бумажки, привезённые алжирскими посредниками в объёмистом плоском саквояже. В Вашингтонском аэропорту приземлился небольшой самолёт, из него вышли 52 товарища в выцветших костюмах, и, сказав несколько слов перед объективами появившихся падких на сенсации работников телекомпании, растворились в оживлённых улицах большого города. На следующий день такая же партия товарищей в новых костюмах и с "дипломатами" в руках на таком же небольшом самолёте была отправлена в Сальвадор, где власть захвачена очередной хунтой, и где уже обещают развернуться события, ничуть не менее грандиозные, чем закончились в Иране.

Был в библиотеке и писал реферат. Были также Леньшин, Кулаков и Кузнецов. Сначала пошли в абонемент и стали в чрезвычайном погроме разыскивать нужные книги. Мне, как назло, попадались только "Биографии Мао-ДзеДуна" и подобные культурные ценности, поэтому я пошёл в читальные зал. Там сказали, что все самые лучшие книги по этой теме (я решил писать "СССР-знаменосец мира") уже на руках, однако выдали несколько томов. Два из них совершенно не подходили, а в третьем оказались речи Брежнева на завтраках и обедах под общим названием "Во имя мира на земле". Речи действительно были довольно миролюбивые, но всё же мне не подошли по некоторым причинам. Поэтому я снова пошёл в абонемент и взял таки две брошурки с неплохим содержанием. Буду писать. Генеральный секретать ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев образца 1977 года Из газеты 1986 года (Брежнев умер в 1982 г.)

Увы... Съеденные одновременно каша и яблоки при тут же выпитом соке не всегда бывают полезны... Обойдя этот пункт инструкции за вчерашним ужином, я вынужден был сегодня остаться дома. Ладно. Прежде всего, о вчера. Вечером ходил на ФМШ. По пути к Кулакову встретил прогуливающегося Федота, который поведал мне, что у него голова раскалывается, и на ФМШ он не пойдет. Я с его намерением согласился: он как-то туда пришёл в дупеляку пьяный... Говорит, какие-то хмыри споили... Зашёл за Кулаковым, и мы пошли. Смотрим... свет не горит, и вообще - тишина... Решили, не будет, однако это было мнение лишь при первом приближении: на первом этаже (где Display") горел свет и маячили фигуры. Зашли, разделись и пошли наверх. Там, в кромешной тьме уже заседал Витя, а тут ещё подошли Кузнецов и Леньшин, приведший Воронова. Тот, оказывается, такой же афёрник: ходит КР-энному институту и ни мало не смущается, что этот институт, наверное не просто так, обнесли здоровенной оградой, и чуть ли не с колючей проволокой. Нас приглашал туда пойти. Но мы отказались. К тому же мне добытых там баночек, винтов и пр. и пр. весьма надолго хватит. Наконец, зажгли свет и пришёл наш математик. Проходили какое-то число 2,78281828..., которому не может быть равно уравнение (т.е. его решение), конусы, вписанные в шары... Жуть, но интересно. После окончания занятия пошли за той группой, они тут же кончили, и мы все, одевшись, оказались на улице. Как я уже писал в прошлом дневнике, около здания, где мы занимались, расположено облицованное плитами 5-метровое понижение, где находилось здание института космических исследований: (рисунок)* Вот. Внизу были большие сугробы, мы стали туда прыгать. Отлично мягко так... Тут даже Воронов не выдержал и прыгнул. Внезапно из окна рядом стоявшего института космических исследований высунулся хмырь и начал возмущаться. Мы думали, он тоже прыгнет на нас сверху в сугроб, но он, видимо, побоялся. Тем более, один бы он с нами не справился. Тем не менее решили вскоре ретироваться, что и осуществили. предварительно сбросив вниз одну из лежавших рядом в штабеле плит. Вот. Это вчера. А сегодня целый день был дома, читал с горя Есенина, но такая чушь, что уши сохнут... Может том такой попался, не знаю... Месяц почему-то сравнивается с лошадиной мордой и т.д. Вечером пришёл врач, выдал справку и надлежащее меню. Завтра пойду в школу. ... ... ... Ну ведь что за злодей?! Всё перепутал... 22/I- 81 - четверг, значит в четверг я был в школе, и на ФМШ. А вот 23/I-81 я в школе не был, потому что болел... Ну и Посессуарий...

Кошмар... Вечером смотрел по телевизору (в ...) ценные соревнования по г-лыжам в Швейцарии. Выступали всякие, но были также и наши. Был небезызвестный Циганков, на этот раз он не упал и занял четвёртое место. Третье занял тоже наш, не помню только как его зовут. На всех наших, а их было человека четыре, были одеты красные (у нас черно-белый видавший виды телевизор - тёмные, значит красные) и самые что ни на есть советские штаны. Вдогонку им свистели и кричали многочисленные зрители, диктор пояснил, что это они подбадривают, хотя было совершенно ясно, что они кричали: "Давай, давай, русский медведь". Кстати, о дикторе... Это всё тот же Владимир Маслоченко, которого я уже как-то критиковал. Он, грядущий холуй и хам (новое ругательство, составленное из цитаты Ленина (из статьи "О национальной гордости Великороссов") и слова "грядущий", неизвестно что здесь означающего, но чрезвычайно эффектного), не мог и двух слов связать: "Вот, сейчас вы видите, как раз. Вот, на дистанции... М-гм... ээ... уу...а! На дистанции Мюллер, спортсмен из ээ.. из ээ.. из Австрии... нет. из Швейцарии, нет.. ну да. из Швейцарии. Во!!! Вот здесь в прошлом году он упал! Вот, вот здесь!... Ну, посмотрим промежуточный финиш... Ничего, ничего... Наконец... Последние метры... Пока первое время..." Тут он начинает загинать какой-нибудь случай из спортивной жизни, пока наконец в ужасе не замечает, что следующий спортсмен проехал уже половину дистанции... Кошмар.. Но, впрочем, лучше, чем ничего.

В школу ходил. На геометрии меня спросили, долго мучали какой-то дешовкой. Но 5 всё же поставили. На истории сдал свой реферат. На химии писали билет. На литературе проходили Достоевского... Лучше умолчать... Физика была последний. Понёсся домой, сделал уроки... и в 17.10... смотрел вчера живописные соревнования... Вот тоже грядущий... Посессий... Сделав уроки, ходил с мамой делать закупки. В овощном встали в очередь за капустой. Продавец оказалась довольно активной тётей, она стала рассуждать. "Вот, говорит, раньше огурцы прямо так жрали; нет, теперь моют, рак боятся получить.... А вы что капусту лопаете?! Что, плохая?! Да уж какая есть... Вот уж народ пошёл... Всё им не так... Что вам, огурцов?! Да уж кончились, наверное... (видит молящий взор) Ладно уж, посмотрю... (достаёт огурец). Я уж хотел было ей сказать придуманное четверостишье, гласившее Эх, развелось, однако, наглых продавцов, И покупатель ими доведён до точки. Ты говоришь, что нету огурцов?! А всёж пошарь лаптёй в бездонной бочке! Но она тут достала нам предназначавшиеся огурцы и начала их взвешивать. Пришлось уж оглашение отложить, а следить за таинственными движениями пятикилограммовых гирь в её руках.

Утром ходил гулять с Леньшиным. Обошли весь район, хотели ещё попрыгать в сугроб возле ФМШ, да испугались, что очень светло. Дома читал книги (Достоевского и учебники), затем смотрел телевизор со сплошными цыганами (уж не будем говорить, почему теперь с цыганами), а затем репортаж из Швейцарии по горным лыжам, коментированный тем же Маслоченко...

Перед УПК ездил к врачу. Врач находился где-то на Измайловской. В его кабинете по стенам стояли столики со страшными 40-сантиметровыми пинцетами и поллитровыми шприцами, сам же он заседал в углу, обложившись щипцами, иголкам и банками. Он засунул мне в рот какую-то палку, потом вынул и отправил на экспертизу. Разрешено было удалиться. Там же, на Измайловской, посещена была аптека, специализировавшаяся особенно на продаже лечебных пиявок. Это было скромно отмечено на небольшой табличке и совсем нерекламно, я бы это оформил на гигантском плакате, или прямо бы на вывеске написал, типа "У Дуремара". На УПК опоздал на 15 минут и получил от самой главной чертёжницы разнос, впрочем, малоэффектный из-за моего презрительного молчания. Сначала она стала спрашивать, и тут уж отыгралась, поставив мне трояк (ещё бы, меня уже на 2-х последних УПК не было!), что тоже подействовало на меня меньше, чем ежели бы она вдруг публично подтвердила то, что она эн-ной национальности. Затем писали какую-то дешовую, а затем получили задание рисовать какие-то эмблемы. Нужно было крябать рейсфедером (или как его там), что ещё со мной никогда не случалось. Для этого раздали тушь и куски формата. Я обмакнул орудие в тушь и в первый раз в жизни начал мазать. В конце концов, к собственному удивлению, получил довольно сносную мазню, которую, однако, задали переделывать. Какая дешовка.

Злостная Александра Матвеевна (по алгебре и геометрии) опять на полурока трепалась о том, что она стоит и, дескать, мы сидим, и двоих выгнала: один попросил у соседа циркуль, а второй за него вступился... "Да вы знаете, что я вас ..." и пошла... (Когда она на него напала) "Циркуль?! Да как ты смеешь?! Ты, может быть, ему мешаешь!!?" Страсть... На физре бегали на время. Quenshin наконец сделал свои лыжи и тоже в этом участвовал. Нам с Кулаковым пришлось его все три круга подгонять: вышел вперёд, а ехать как следует не едет. Вечером гулял с Кулаковым - бедный Quenshin целый день переводил текст по английскому... Ходили в культовары, называемые теперь "Досугом" (...), где я купил банку туши: делать эту эмблему по УПК. Затем пошли к моему дому, нашли бутылку, поставили на забор и стали кидать в неё кирпичами, пока не разбили.

Мы дежурим; т.е. приходим в 7.45 к школе, слушаем наказы Лизавет-Сан-ны, а то и директора, затем идём на посты, стоим там без толку, повторяем уроки и с нетерпением ждём звонка на урок. Уроки все лёгкие, кроме литературы. Вечером должна быть ФМШ, но мы точно не знали. Всёж решили пойти. Пришли туда с Кулаковым около семи: тьма, никого нет, только в одной лаборатории копошатся хмыри, да в холле сидит сонный сторож. Зашли. Вскоре пришёл Леньшин, ещё один товарищ и Тотоша из "А". Мы поднялись наверх, аудитория оказалась открытой, мы зажгли свет и там уединились. Стали решать задачу по математике (за данную в прошлый четверг), и через 20 минут решили стали носиться, но и это вскоре надоело. Тогда мы погасили свет, закрыли за собой дверь, спустились вниз, оделись и пошли на улицу. Направились к тому месту, куда мы обычно прыгали. Спрыгнули несколько раз. Но снег стал твердый, да и ходить было далеко. Поэтому решили устроить потасовку, что и осуществили в близлежащем сугробе. Затем пошли домой.

Вместо биологии сделали НВП. Пошли в актовый зал, где стали маршировать. Довольно долго никак не могли сосредоточиться, но в конце концов нам это удалось, и до конца урока только стёкла дрожали. На литературе... писали работу, мне наверняка трояк... На геометрии тоже писали работу, но это было так легко и так интересно, что без умиления вспоминать невозможно. Вместо надлежащего НВП сделали... Биологию: пришла биологичка для младших классов, принесла какие-то подтяжки и сказала, что ими нужно связать человека с артериальным кровотечением, и даже показала, как это нужно сделать. На Английском спрашивали текст, но это ерунда, потому что он простой. И чего там Леньшин переводил? Последним была история. Вечером ходил на концерт диско-музыки. Взял пригласительный билет и пошёл. Это было недалеко от дома, как было написано на билете: Профсоюзная 71. Я пошёл через подземный переход на другую сторону Профсоюзной и стал искать. Нашёл какой-то бар. Подошёл. Говорю, "Здесь по бумажке?" - "Здесь, говорят. Вошёл. Разделся. А в кармане у меня был трояк, который я дома взял на всякий случай, а вообще-то намеревался его завтра истратить на очередную макулатурную книжку. И вдруг... "Молодой человек, с вас три рубля!..." Дал, а взамен получил какой-то чек... Вошёл в следующую дверь и оказался в зале. Там посредине был проход, по бокам - столы и стулья, в конце - стойка, над стойкой - светомузыка из 4*2 лампочек, в стенах - цветные стеклышки, тоже, видимо, светомузыка. Я сел за первый попавшийся стол и стал ждать. Народу набилось целая орда, все с этими чеками - и прямо к стойке. А оттуда несут мандарины и коктейль. И всё... Я уж думаю, нет, вам меня не обмануть! И снова стал ждать. Когда все расселись, из всех четырёх висевших по углам громадных колонок донёсся голос ведущего, объявившего открытие вечера. Тут же с невероятной громкостью завопил какой-то ансамбль. Звуки были такой частоты, что переходили в один мощный гул, из-за чрезвычайной высоты переходившей в ультразвук. Светомузыка неистово мигала, и с такой скоростью, что лампочки не успевали гаснуть, как вновь загорались. Ведущий объявлял очередную песню, если это можно так назвать, а затем врубал магнитофон все слушали. Там было так: сначала Венгрия, потом Югославия, далее Италия, США, Англия и Франция, затем пошло по тематике: Рок-н-рол, кантри и т.д. Звуки были самые неожиданные: то какой-то свист, то шипение, а то какой-то невыносимый звон. Была даже поставленная на поп-основу (точнее, на-(непонятно*), если не совсем перевернутая!! Марсельеза (...), причем записывалась она на Ямайке, и какие-то хмыри всё время подпевали: " О зад! О зад!"... Когда все основательно поднакачались коктейля, то начались танцы. Выскочили хипы-стиляги, волосатые, в джинсах, в куртках и стали мотаться по проходу. Музыка гремела, лампочки на потолке и в стенах готовы были вывернуться из патронов, клубы табачного дыма висели в воздухе. Каменный пол вибрировал, и недоеденный мандарин одиноко катался по лакированому столу. Пользуясь старинным пиротехническим правилом, я открыл рот, но громкость от этого не уменьшилась, да и сидеть было неудобно. Поэтому я закрыл рот и... пошёл танцевать. Сначала всё шло хорошо: такт был подходящий, хипы продолжали носиться и размахивать конечностями, и меня никто не замечал. Но потом сделали какой-то ценный Рок-стюарт, так это вообще три движения ляжкой в секунду, и хоть лопни! Я предпочёл сесть. Но вот наконец все кончилось и я... с ужасом обнаружил в своей руке этот паршивый чек! Куда его девать?! Решил пойти напролом, нашёл администратора и предложил сделку. И что же возвернули!!! Пришёл домой, весь пропахший дымом, и сразу завалился спать.

Со школой устроил перерыв, там у нас, к тому же, жуткая дешовка. Взял талон и пошёл в книжный. Там происходила всеобщая спекуляция макулатурными талонами: человек десять создавали толпу и скрипучими голосами предлагали Куперов, Янгов и тому подобных. Всё это сопровождалось многозначительным шелестением. Купил "Зарубежный детектив", на чём и удалился. Затем был в поликлинике и булочной. В 14.50 звонил Кулакову и узнал уроки, Кулаков ещё предложил пойти на факультатив, намеревавшийся в 15.00. Пошёл. Там проходили Бином, а также дешевейшие примеры на сокращение синусов и косинусов, сокращавшихся без труда и в неимоверных количествах. После этого ходили в культовары, где хотели купить альбомы для наклеивания газетных вырезок о XXVI съезде КПСС, заданных по истории. Альбомов не было, зато мы купили нечто зелёное и плоское, под названием "Книга учёта" (это название особо подходяще). Дома целый час клеил эти вырезки.

Сразу же после линейки в школе начался настоящий учебный день. Прежде всего стали списывать. Мне нужно было списать Физику, Кулакову - Физику, Химию и Литературу, Леньшину - Физику, Химию, Литературу и Геометрию, Кузнецову - Физику и Литературу, Смирнову - Геометрию и Физику, а Дончук - Химию... Это осуществили так: Физику и Литературу взяли у Дончук, а химию и Геометрию - у меня. После этого все разошлись по постам и принялись за кропотливую работу по распознаванию цифр и букв. Больше всего досталось, желавшим списать Химию и Геометрию... Уроки прошли спокойно, дежурство по школе сдали следующему классу с превеликой радостью. В 17.nn за мной зашёл Кулаков и мы направились за Леньшиным. Тот вышел, и мы втроём стали играть в снежки ввиду некоторой липкости снега. Таким образом медленно приблизились к школе и увидили там приятную горку, в конце, правда, заканчивающуюся деревом. Мы с Кулаковым сразу всё поняли и напали на Леньшина, заманили его и покатились (заскользили) вниз. Эту операцию повторили несколько раз, а затем снова стали играть в снежки. Я залез на переход между зданиями школы, а Кулаков и Леньшин остались внизу. Завязалась ожесточённая перестрелка, причём снежок Кулакова, от которого я в очередной раз увернулся, перелетел через переход... и мы услышали понятный звон... Обежав вокруг школы, стали смотреть, но дыры нигде не увидели: было темно. Тогда мы пошли к дому Кулакова и стали кидаться там. Основательно промокнув, разошлись. Дома читал ценнейший и полезнейший детектив подпольного перевода, и отпечатанный на листочках. Он происходил в сплошных потасовках, типа "Тем временем Дон расправился с блондином, а Гарри свалил Ганса. Никто из четвёрки не подавал признаков жизни. Осмотрев всех, Гарри ухмыльнулся", или ещё более остро: "Во тьме раздались жуткие вопли и треск разрываемых сухожилий"... Были погони на катерах, стилеты в тросточках, угоны автомобилей, отнимание у полицейских мотоциклов, обстрел и захват вертолётов, мафиози и контрразведка... Причём после окончания каждого эпизода один из действующих лиц (Гарри) неизменно открывал рюкзак и вынимал оттуда свёрток с колбасой.