Скрываясь от позора, встал в 8.31. Минуту назад кончились последние каникулы. Последние!!! И погода хорошая. Какая дешовка. о зад! Вчера меня смотрела заведующая и сказала, что видит меня в первый раз, не знает, что было раньше, а ввиду этого диагноз поставить не может. Сегодня меня смотрела самая главная врач Шилова, начала с того, что видит меня в первый раз, а кончила - что диагноз поставить не может. Ничего себе! На пятый день они ещё ничего не поняли! Ну и дубы! Лбы! Завтра, хе-хе, обещали показать профессору... Смею заверить, что это под каким-нибудь видом, да сорвётся! Пошёл дождь. Я на улице в злости стал разбирать какую-то стену, но она крайне неприятно пылила и грозила вообще обрушиться. Поэтому я забрался на второй этаж. (рисунки)* позади здания - что-то вроде террасы - и стал бродить между колоннами. Я швырял вниз гвозди, куски древней штукатурки, потом спустился, взял большой камень, притащил его наверх и сбросил. Но это было не то. Я принялся выламывать из перил 20-ти килограммовую гипсовую чушку, простоявшую там 179 лет. Выломав оную, я долго катал её по террасе, а потом с грохотом спустил по ступенькам... Она осталась целой, и я бросил её в грязь. Уничтожил произведение искусства, древнего зодчества. Но жить в этом музее... В 16.00 ходил к бабушке, оттуда звонил PueQuenshin-у. Уже задали сочинение по "Слову о полке Игореве"!...

Хе-Хе! Профессору меня не показали! Он... Не захотел! Во! (при этом пальцы правой руки сжимаются в кулак, а большой оставляется на 90° к плоскостям остальных) Чтобы я их после этого уважал?! Во! (при этом пальцы правой руки также сжимаются в кулак, но большой просовывается между указательным и средним, причём демонстративно там пошевеливается). Зачем-то повели к стоматологу. Стоматолог принимал крайне медленно. В коридоре я с полчаса в исступлении долбил полуметровой толщины стену каратистскими ударами, а потом пошёл бродить по зданию. В следующем коридоре стены были уставлены шкафчиками с фамилиями и увесистыми замками. Один замок привлёк моё внимание. Скважина в нём отсутствовала, зато имелись четыре диска с цифрами. Решил попробовать. Стал поворачивать нижний диск и слегка подёргивать эту самую - ну, вот эту вот (рисунок*). На девятке эта штука свободно проскочила (то есть: явно перестала удерживать кольцо). Следующей также оказалась девятка, потом - опять девятка и единица. Набрал 1999 - открылся! Элементарно! Повесил замок обратно, предварительно поинтересовавшись содержимым ящика (шкапца) (от слова "шкап"). Там было какое-то барахло, спички и тому подобное. Больше наборных замков, при 9999-ти вариантах закрытия, но открывающихся шутя, не было, и я стал практиковаться на стоявшем в углу большом циллиндре на ножках. Отвернул двушкой несколько винтов, но появилась нянечка, и я скрылся. В закутке возле ненавистного зубоврачебного кабинета по очереди открыл с десяток дверок в стенах - всякие трубы и рубильники - а потом перешёл к двери, захлопнул её - она не открывалась! "Вот эту уж пальцем не откроешь!" - ехидно прорезалась нянечка. Но она просчиталась! Я открыл её чайной ложкой! Проявив познания в этой области, был вызван к врачу. Не сверлили! Затем показали ухогорлоносу. Ухогорлонос сообщила, что у меня всё в порядке. Сознался заведующей - горло болит (что было так). Говорит: "...нос тебе что сказал - всё в порядке! И сними свой шарф!" Вот з...! "Тогда можно - говорю - пойти гулять?" - "Нет!!!" ...Если у Макаренко есть глава "Вредные деды", то у меня может появиться солидный том под названием "Вредный дед". Такой в самом деле имеется. Он маленький, толстый, лысоватый, с кроличьими глазами. Вся палата над ним смеётся и призерает его. К примеру, зовёт его сестра - он несётся по коридору в противоположном направлении. Просят его закрыть дверь - он проникновенно обводит всех глазами - и безмолвно проходит мимо. Как-то его попросили вызвать из палаты какого-то товарища. Минут пять он не мог понять, кто этот товарищ, хотя все размахивали указательными пальцами и вопили: "Вот он!" Дед наконец повернулся ко мне и говорит: "Это ты?"... Вечером все беседовали на тему, как Харламов "навернулся", возмущались, как можно выиграть 2:0 и проиграть 3:2, затем без особых прений обвинили нянечку в том, что она "поддатая" и собрались спать... Но вредный дед пошёл и включил свет! Все в последнем приступе возмущения, не переходящим границ приличия, взвопили: "Зачем?!" - "Что такое? Девять часов, никто не спит, а мы почему должны спать?" - ответствовал дед в одной из своих традиций... 03.09. Утром произвели серию неприятнейший уколов. ЭЭЭ... Гулял с мамой по территории больницы. В одном месте разрушил очередную стену, отвалив от неё кусок весом с центнер (так показалось по её размерам). На помойке уничтожил одну неоновую лампу и там же обнаружил довольно полезный прибор с пружинами и кнопками. В палате долго ел, но всё-таки осталось. Поле обеда с Сашей (палатным носом, как точно подметил Леньшин, помнится, в день приобретения "Das praktische kakteenbuch"-а: носами не рождаются, а становятся. Этот родился, но не стал (пока?!)так вот направился с ним на прогулку. Поддался искушению и разбил ещё одну лампу. Деды поручили нам купить им сигарет, ввиду чего необходимым стало идти в город. Возле Октябрьской табачного киоска не было. Решили зайти в некий имевшийся там салон не помню чего. Там висели картины, на витринах пребывали всякие поделки "народных умельцев", прохаживавшихся тут же в безупречных костюмах и с огромными носами. Я назвал одну картину "красивой мазней", заставив прохаживавшихся рядом и явно небезучастного носа отвернуться и прокашляться (как мне показалось). Всего в салоне было много, и всё имело соответствующую стоимость - от 1,50 за какой-то пучок соломы с руками и ногами до нескольких тысяч за полуметровую золочённую статую с невыразительным лицом, но большим... м-да. В найденном-таки киоске давились за "Marlboro", рубль - пачка, выбора там не было. "Marlboro" было так всем необходимо, конечно, не для курения, а для того, чтобы небрежно надорвать упаковку (несколько сигарет при этом должны непременно торчать наружу), засунуть её наполовину в карман хиповых джинсов и с независимым видом шататься по улице. Расценил, так сказать. Пришлось вернуться в палату без курева, лишь с запланированной коробкой сахара.

Начало дня было тяжёлым. Прополоскавшись и прибравшись, я сел было за еду, но дежурная из "Перевязочной", ежедневно и немилосердно вгоняющая мне уколы, вызвала меня и Сашу тащить здоровенные и многочисленные металлические "тары" в автоклавную, где их кипятят вместе с заключённой в них ватой и пр. В автоклавной, которую чего ещё стоило найти, стояли штабеля этих "тар", распознать какие нужно брать, было не так просто. Но - набрали и понесли. Говорят: одна лишняя, а одной не хватает. Пошли снова. На полпути вспомнили, что забыли ключ. Я понёсся за ключом и с трудом его отыскал. При выходе из перевязочной внезапно наткнулся на врача, оказывается, только меня и поджидавшего. "На рентген!!!" - взвопила врач. Но тут вступилась дежурная. После дискуссий я всё-таки понёс ключ. Только вернулся - понёсся на рентген - соседняя дверь со стоматологией. Там в страшной и обалденной спешке мне велели лезть на стол во всём, в чём был, и засняли в позе с открытым ртом. Не успел я вернуться, как приехал папа, но меня тут же потребовали к профессору. В 11.38.50 я увидел Беляева, помнится В.С. Он изучил мой глаз, обвинил меня в крапчатости и гиперимии, проворчал: "... и пусть они нам голову не морочат" и заключил: "Выписываем хоть сегодня!" Это было шоком. Я покинул пахнущего мылом профессора (успев, кажется, поблагодарить его и попрощаться), в беспамятстве скатился по крутой лестнице и попал в палату. "На завтрак!!! - гаркнули мне в ухо. Я схватил помидор, отправился в столовую и стал есть. Была каша, и помидор пришлось сунуть в карман. Тут же меня вызвали в ординаторскую проверять зрение. Я бухнулся на стул, показал им на обоих глазах единицы, выскочил... и попал в объятия гражданки из физиотерапии. "Почему не идёшь?!!" - поинтересовалась она. Я побежал. Принял процедуру. Прибежал обратно. "Завтра!..." - рявкнули мне вслед самые главные врачи. Бухнулся на кровать. Вынул теплый помидор. Съел банан и сливы. "Охохо-хохо..." - нравоучительно произнёс вредный дед, восседавший на стуле посреди комнаты... Завтра! 24 часа!

Проснулся и с полчаса смаковал своё положение. Так сказать "looking back on the dirty way" - как поётся в одной песне. Затем встал и начал собирать шмотки. Затем долго ходил и страдал в ожидании. Сестра, которой я намекнул на счёт укола, делать оный отказалась - дескать, всё равно уезжаю. Вреднейшая заведующая собрала всех в столовой и в самый неподходящий момент принялась читать лекцию об отвлечённых предметах - о здании, об архитекторах, врачах, больных и пр. Говорила она медленно и выразительно на меня подглядывала, как будто хотела сказать: "Ты сегодня выписываешься, но пока должен слушать меня, хмырь!". Я хотел было сделать вид, что читаю учебник истории - чтобы заведующая не подумала, будто как-то на меня повлияла - но быстро догадался, что в царившем полумраке моё действие прозвучит неестественно (в известном смысле прозвучит) Поэтому пришлось слушать умствования, которые заведующая производила, одной пятерней опершись на модель глаза, а другой совершая таинственные взмахи небольшим конспектиком. Помню единственно, что в больнице были Наполеон с почками и дядя Пушкина просто так, что сейчас в ней 90 больных (89!) и большая группа практикующихся друзей из университета Дружбы народов. Дальше я не дослушал - сбежал. Приехала мама - брать. Заставили сестру сделать укол. Это было страшно... Сестра достала самый большой шприц и самую большую иголку, медленными шагами приблизилась ко мне... Она долго примерялась... ААА!!! (Укол производился в руку) ААА!!! Никак не попадёт! Снова примерилась... "Да колите же!!!" - взвопил я в ужасе и стал её направлять, хотя подобных зрелищ и не выносил. Говорит: "Давай другую руку!"... Еле произвела. Но наконец... Спокойствие! Всё прошло. всё! У... Дома разбирался, пересаживл сеянцы; вечером починял магнитофон, заменял какие-то пружины, пытаясь превзойти самих японцев.

В 7.0х по привычке поднялся и продолжил борьбу со скрытой в магнитофоне вредоносной пружиной. Ухватил её пинцетом, подтянул, прижал крючком... Дело было в том кусочке пластмассы, который отвалился летом; он был чем-то вроде петли для крышки, и я вчера приклеил его растворителем. В общем, починил. Долго мучился с тщательно разрекламированной демагнитной кассетой, в которой столь жёсткая плёнка, что магнитофон сразу же после включения автоматически отключается, вряд ли кому неизвестен принцип устройства автостопа. Развинтил эту кассету, долго думал, кое-что переставил - вроде, пошло. В 10.15 встал вопрос: ехать или не ехать на книжную ярмарку? Был пропуск, и я решил попробовать. Позвонил Кулакову - выехал. При выходе на ВДНХ началось столпотворение. Все лезли. Я тоже полез, или, как выражаются некоторые, заработал локтями. Ко входу на выставку шли непрерывной толпой. Предлагали лотерейные и прочие билеты, вставляли шнурки и стельки, продавали авоськи детские книжки, взвешивали - человек сто предприимчивых товарищей от метро до ограды предлагали, советовали, хватали за рукава и просто навязывали разнообразные услуги. В кассы давились. Я притворился отъявленным книголюбом и достал пропуск - приглашение. Пропустили! Но внутри было легче. Где ярмарка? Никто не знал, или, по крайней мере не сознавался. Наконец, в 11.36... ровно через час после посадки в метро, при 12° С ( о чём свидетельствовало электронное табло) я увидел очередь длиной 300 метров, двигающуюся со скоростью 10 см/сек. Я снова достал пропуск. Группа милиционеров долго его изучала. Но - пропустила. С полчаса ходил между стиллажами наших издательств, брал какие-то листки, которые все брали, и, в общем, ожидал лучшего. Встал в очередь к японцам, потом отошёл и проворонил. Из-за японцев я особо не страдал, так как проспектов там не давали, а в иероглифах я не разбираюсь. Пошёл к африканцам. Черномазые египтяне в своём углу поставили диваны, повесили ковры, плакаты, какие-то мумии и ехидно улыбались. Я целеустремлённо пробивался по одному из проходов, когда вдруг столкнулся... с Кулаковым и Витей! От такой неожиданности никто даже не удивился, наступило торможение... Затем все ужасно обрадовались, Кулаков и Витя схватили меня и понеслись показывать. обалденно... Часа три носились по отделам, рвали проспекты из рук представителей фирм, листали книги... До упаду хохотали в финском отделе, где были представлены детские книжки с картинами... Финны постарались... У ФРГ-шников изучал ценнейшие книги о кактусах издательства "Paul Parey". У англичан смотрели толстенную книгу с иллюстрациями игрушек - пластмассовых Гитлеров, Герингов, эсэсовцев и прочих. У чехов наблюдали смешные плакаты по технике безопасности. Потом ещё где-то урвали три одинаковых журнала "Couten tag" на русском языке. Кулаков же где-то получил значок "Американское общество еврейских издательств", после чего мы пристроились в очередь... к отделу Израиля! С боем достали книжки об этой ценной стране и стали их читать. Там была фотография Голды Мейер, еврейский календарь и алфавит, написано "Weare the book people", и Иордания названа довольно эффектно "Пока недружественным соседом" - что ещё нужно для счастья?! В отделе на Филипсе крутили еврейские песни, туда ломились носы и яростно листали брошюры. Изучение книг осложнилось тем, что израильтяне пишут справа налево на своём идише, из-за чего мы часто лишь на середине обнаруживали, что смотрим в другую сторону, да ещё зачастую и вверх ногами. Ценнейше... После двух павильонов выдули фанты в киоске и поехали домой. На песочнице возле моего дома делили литературу, которой в моей сумке было килограммов пять. Эта сумка на выходе привлекла внимание милиции: мне сказали "Пройдёмте!" И её распотрошили. Потом снова остановили, я говорю: "Нас уже обыскали!", а мне: "Это называется не обыскать, а посмотреть!"; Я извинился и подумал: "Ну и ну!"... Двор оглашался криками "Моё"... Моё!... Хе-хе!... Давай!... Что?!... Тасуй! Сдавай!... (последнее относилось к многочисленным дубликатам).

С утра делал некоторые уроки, после чего в поликлинике переносил тяжелейший укол из двух больших ампул. После укола ходил в культовары за пластилином, из коего химоза задала лепить шары для моделей - но культовары были закрыты на учёт. Пошёл в книжный. В оном пластилина, конечно, не было, я с час изучал книги и удалился, можно сказать, empty. Дома читал гору учебников и готовился к школе: завтра ожидается поездка в больницу, с которой, оказывается, сведены ещё не все счёты: может быть, выпишут. В случае чего я буду возмущаться.

В больнице как обычно туда сюда ходили сонные товарищи в халатах, в перевязочной вкалывали уколы, а в так называемой ординаторской заседали скопища врачей и практикантов. С грустным стоком перенеся неприятнейший укол под глаз (от чего там сразу образовался средней величины синяк), я узнал, что справку мне выписывают с субботы, но в школу, говорят, можно и раньше. Территорию недавнего заключения покинул с радостью. Помнится: гулял как-то тут в дождь, в слякоть, по какой-то не то свалке, не то пустырю, а навстречу товарищ, и спрашивает: "Где тут морг?"... Тогда я неприятно удивился, а сейчас усмехнулся. Часа в четыре отправился гулять с Кулаковым. Зашли за Леньшиным, но тот не пошёл. Тогда взяли у него сверло и просверлили перила, отодрали от них половину отошедшее пластмассовое покрытие и спустили в мусоропровод. Нужно же как-то отвлечься.

Но с больнице мрачный период истории под девизом борьбы за глаз не кончился! До сего момента все отвлечённые стороны: и потерпевшая, и сочувствующая, и заинтересованная, и прочие изыскивали любую возможность проявить себя и, главное, Благоприятно повлиять на исход всего предприятия. К прискорбию, до 90% затраченных усилий и нервных клеток, которые как известно, не восстанавливаются, ушло впустую, если вообще не усугубило создавшееся положение. Почти все стороны высказали горячее желание, но кроме этого маниакальную настойчивость и страшную непоследовательность в достижении заведомо недостижимого и выполнении заведомо не выполнимо; по пути к цели предпринималось потрясающие крюки в обход реальных и очевидных фактов, отчего цель не приблизилась, если не отдалилась... - распространяться можно очень долго, но от этого не легче. В 8.00 сегодня выехали в глазную больницу имени Гельмгольца (носа) В 9.00 я начал ждать на третьем этаже одного очень полезного консультант, на которого возлагались настолько большие надежды, что одно это кое к чему его обязывало. То ли в 10, то ли в 11 он (она) меня приняла, естественно, оказавшись носом. Естественно, сказав "очень даже может быть, что ожог". Консультант предложила ждать другого консультанта. 12... 13... 14... я прочитал все тексты в учебнике английского, 15... 16... Я прочитал три главы детектива! 17... Приняла... "Очень даже может быть, что ожог; в пятницу покажем профессору" - заключила вторая нос-консультант... Был ли смысл сидеть с 9 до 17 и потерять целый день с 8 до 18, чтобы узнать сие? Кто знает, по крайней мере, толка не было.

Вчера я затронул мировые проблемы... Способ их отражения не стоит воспринимать иначе, как рассуждение. Но (скажу ещё раз в рифму) будет продолжение! Пятница, как известно, завтра. Сегодня, как известно, четверг. Однако, в 9.00 выяснилось, что профессор (Лев Абрамович ....сон), высочайше соизволив, примет сегодня. Зад! в 10.00 я был возле его кабинета. Профессор появился через полчаса. "Кэ-эк? Вы ишо не рррасширррили?!" - начал он. Засуетилась некая врач и закапала, зад... (несмотря ни на что, буду выражаться в пределах приличия). Через 15 минут я вошёл в кабинет. Профессор скромностью не отличался. Стены были ы гравюрах, на столе стояли здоровенная пепельница "Havana club", поллитровая музейная зажигалка, фирменный аппарат со скрепками, куча записных книжек и тому подобное. На шкафу помещались штук десять деревянных мумиёв, приличных и специфических, какие-то сувениры, флажки, шеренги ненаших пузырьков и банок; внутри шкафа валялись увесистые тома ценных изданий. Профессор сел в кресло на колёсиках и стал наблюдать, какое произвёл на меня впечатление. Я виду не подал, что меня что-то тронуло, и многозначительно почесал кончик носа. Профессор с чувством сказал: "Кхе-Кхе!" и принялся изучать мой правый глаз. "У него всё в порядке!" - немало удивился он. Ему мягко намекнули, что глаз-то, собственно, левый. "О, да, м-да!" - Лев Абрамович попытался дать понять, что всё идет по плану. Он включил висевший на стене иностранный большой прибор. Он упёрся носом мне в щеку и смрадно задышал. От него пахло сигаретами и одеколоном. "О-очень даже, может быть, фсто ожог!" - показал он свою уникальную догадливость. Это было его самым умным замечанием за всю беседу... В 13.30, после некоей процедуры по фотографированию глазного дня, я выехал домой. Дешовка.

Завтра, наконец, выхожу. Сегодня надобность поездки к носу-профессору, естественно, отпала, и я благополучно пребывал дома. К первому дню готовился с чувством. Великим счастьем явилось отсутствие литературы. Я "профтудировал предметы (как, по словам Кулакова, выразился Федотов, или просто Федот: "Фтудирую" "идокатель""), положил их в ценный кожанный портфель, общеизвестный в классе под названием "CheRchil-Crocadile" и замкнул там. Грустный вид имел дневник - я твёрдо решил в его отношении воспользоваться старой обложкой, которую испытывали на себе все мои дневники чуть ли не с третьего класса; об этом свидетельствовали совсем протёртые углы на сгибах и скрепки по периметру, которые, точно помню, я вгонял как-то на уроке Биологии в седьмом классе; учителем был товарищ по прозвищу Клюв, после него как раз имел место незабываемый Виктор Федорович. Эту обложку я хранил как реликвию, следил за её состоянием, укреплял новыми скрепками и, собственно, не собирался с ней расставаться. Но, однако, сдал дневник, и теперь она куда-то делась. Говорят, лежит на столе у Лизавет-Санны - завтра срочно пойду требовать. А новый дневник пока выделяется чёрными углами, которые я покрасил специально для того, чтобы они не очень контрастировали с обложкой, будучи торчащими из её протёртых сгибов... Итак, завтра - первый раз в завершающий класс.

Ценнейше! Эффектнейше! Помогите! Спасите! Кх... Первым была физика. Писали работу про маятники - раскачивали, измеряли и др. Было очень интересно - наконец, активная деятельность. На этой недели мы (теперь уже мы) дежурим; у меня, конечно, места не было, поэтому по личным мотивам пристроился в детской раздевалке вместе с Кулаковым. Второй - химия. Намекнул химичке (слово химоза всё-таки довольно резкое и употребляется в крайнем случае) на неполноценность зрения и был посажен на вторую парту у окна вместе, как назло, со Страховой - будет теперь вынуждать давать ей списывать. Впереди Витя, позади - PoQuenshin. Неплохо. Разбирали взаимодействие (формула)* и (формула)*, насчитывающее девять интересных операций. Третьим должна была быть Астрономия, но физик дал по ней клеить карту звёздного неба и перешёл к физике, весь урок разбирали домашнее задание на сегодня. В перемену я понёсся в библиотеку и взял пьесы Горького и его тяжёлый и смутный роман "Мать". Затем с Кулаковым ходили в канцелярию взять справки для поступления на подготовительные курсы МИРЭА, но секретаря не оказалось, а директор отказалась; ушли ни с чем. Вместо четвёртой Биологии в актовом зале маршировали, и промаршировали всё НВП (всю). Затем все понеслись на третий этаж, где была обнаружена маленькая комнатка с кучей барабанов, тарелок и колонок. Немного постучали и отправились на горячие завтраки, холодные и невкусные. На Биологии рассматривали углеводы, у нас опять новая биологичка, не помню, какая по счёту - кажется, шестая. так прошёл первый день. Дневник с обложкой я всё-таки добыл! Пошёл после уроков в семнадцатый кабинет и ходатайствовал, Лизавет-Санна мне его и выдала, он лежал у неё на столе среди кучи других. Я обрадовался. Изучил оценки и ужаснулся - мне приписали примерное поведение! Вот до чего! Дома слушал передачу, в коей выступал небезызвестный Лев Абрамович, по фамилии Кацнельсон... И здесь он! Почувствовал, что его в его истинной сущности подозревать начинают - репутация! и сразу в студию, напомнить о себе решил. Ничего, я-то его раскусил, если у него имеется поллитровая фирменная зажигалка и возможность выступать по радио, это ещё ничего не доказывает. А главное - факты, факты. Я только из них очень хорошо вижу, чем он, собственно, лучше других - даже левым глазом!

Чуваки Кулаков, Кузнецов и другие решили ехать в лес по грибы с ночёвкой... Вчера с утра до вечера лил дождь, а будущие участники на каждой перемене сходились и обсуждали один побочно возникший вопрос: на всех - а всех было человек шесть - имелась только одна двухместная палатка... Интересно, поехали они вчера или нет? В первый раз проснулся в восемь, а второй - в десять, после чего встал. Начал разбирать стол - он хоть и габаритнее прежнего, но бардак не уменьшается. Затем бродил; возле кинотеатра наблюдал большой аквариум со всеми стёклами, но широкими рейками - будут давать слишком много тени. Я его не взял, но так не оставил, а решил наведаться. Дома сортировал книги: испанско-русские и наоборот словари, статьи Сталина, Энгельса, Ленина ("Материализм и Эмпириокритицизм" за 1930 год!) и прочее. Часов в шесть зашёл за QuePuenshin-ым, у него посмотрел приятнейший мультфильм "Тридцать восемь попугаев"; "Тридцать восемь попугаев и одно попугайское крылышко" Ну, крылышко можно не считать.." - так попугай исхитрился измерить длину удава. Этим он пробудил любопытство Мартышки и Слонёнка. "А Слонёнками можно?" - поинтересовался последний. Под конец удав сделал справедливый вывод: в попугаях он действительно оказался длиннее. На лестничной клетке я нашёл и присвоил гаечный ключ № 17-19 с надписью CHROM-VANADIUM и made in USSR. Далее ходил с QuePuenshin-ым по району. Аквариум уже кто-то унёс... Во, работают... хитрый QuePuenshin всё агитировал меня в свой МАТИ, но я не поддался. Поездка любителей природы всё-таки состоялась... на дачу к Илюше. По рассказу Кулакова: Станкевич и некоторые воспользовались припасённой им флягой со спиртным и окосели. Станкевич обнаружил на даче бюст Горького и с бормотаньем: Ах, Алёша Пешков, м-а..." облобызал его...

Ездил в УПК. QuePuenshin говорит, что в прошлый раз занимались всякой дешовкой, отсутствий-присутствий не отмечали, и тому подобное. Я знал чертёжницу, она ехидная и вредная, начала занятие с того, что тихим и вкрадчивым голосом спросила: "А где был Поминов?..." и даже вся подалась вперёд в предвкушении реализовать возможность порассуждать о моём аттестате, о своих добрых намерениях и значительности роли. Но я предвидел! Я запасся справкой, и преподнёс медленно, в сложенном виде и держа за угол, чтобы показать всё пренебрежение к её происку. Справка была блестящая, к тому же самая главная заведующая на её обратной стороне написала (знак)*, что увеличивало эффект. Чертёжница была пристыжена. Тут ворвались несколько человек и начали всё проверять. Они долго вились вокруг меня, а я с независимым видом читал "Mueser after hours" и делал вид, что никого не замечаю. Под конец я обвёл их сквозным и леденящим взглядом, после чего показал "клёвую" пятку: придраться было не к чему. Ко мне действительно придраться не решились, а вот QuePuenshin-а обвинили в ношении "хиповых джинсов", наших и дешёвых, но однако представлявших его гордость. QuePuenshin оказался выше возмущений, он лишь пронзил обвинителей тяжёлым бурящим взглядом. Подвергнутые стольким взглядам, обвинители поспешно скрылись. Я ещё долго читал детектив, (третий), потом что-то писал, отвечал и получил четыре. Потом отправился домой, а в 13.30 - в больницу этого Геймгольца на некую процедуру с названием "расширенное поле зрения". Названиями меня теперь уже не запутать. Я знал всё от и до! Разумеется, врачам явилось само непонимание, произошло "...и - недо...", и недолёт, и недолёт, и недолёт, и недолёт..." Послали за фотографиями. Я был возмущен, и пока ждал, утянул какой-то выключатель. Он, правда, не работал, но нужно же чем-то компенсировать непроизводительные затраты?! Ну их всех в зад... Врачи, тоже мне. Лбы! Дубы! Сказали приехать в среду... Дома делал уроки и ходил в магазин, универсам. Работало 9 касс, и в каждую стояло человек по пятьдесят. Не все обладали такой выдержкой: салон был забит брошенными тележками с несколькими товарами - кто же согласится столько стоять? Вдобавок, очереди были и за самими товарами: за колбасой и маслом. Привезли масла, все бросились и стали рвать. какой-то пьяный проявлял героизм и осведомлённость: "Берите, берите... завтра подорожает!" Его не слушали, но брали. В кассу пришлось потолкаться.

Про Федота пошло новое модное выражение: "Мифка не говорит, а фыпит". Но это "ефё фто!" Лизавет-Санна не пришла!!! Зад! Литература первым: все настолько обрадовались, что даже не распаниковались, а уселись в семнадцатом кабинете несколькими группами и загудели. Кулаков стал рассказывать случаи похода на дачу; над шутками двадцатью особо ценных можно было хохотать минут пятьдесят. Весь день понёс отпечаток этого первого урока, отчего Физика, Химия, История и Алгебра показались дешёвыми и ценными. С Физ-ры я ушёл - освободили из-за подлого глаза и под влиянием собственной глупости (и их, и моей). Дома делал уроки и чинил "Ригу-10" - полезнейший приёмник. Несколько раз обжигался об лампы, но в остальном всё сошло хорошо - починил. Юмор был в усилителе: я настолько запутался в выходах, что лишь под вечер убедился в его исправности и мощности. Перед этим гулял с Кулаковым. В культоварах давились в отдел подешевевших часов и на всякий случай в радиотовары, где правда, всё было по прежнему. Затем показывал Кулакову приёмник; мы долго совещались и так ничего и не поняли. Но когда Кулаков ушёл, страшное подозрение возникло и приняло устрашающие размеры... Я по другому включил, засунул провода... Пошло, хехе!

Как только я появился в школе после отсутствия, за меня взялись разные обязанные товарищи. Потребовали: рубль на день рождения Зай-Санны, рубль восемьдесят на планетарий, разные взносы и вдобавок пять рублей - постановили собрать на классные нужды, чтобы потом не собирать по мелочам. Я принёс рубль на день рожденья, на обществоведении же ещё потребовали рубль двадцать на учебник! Сдам им всем пять рублей и всё, пускай ни на что больше не просят! Ишь, повадились! На обществоведении проходили нечто философское: движение, например - это не что-нибудь, а атрибут материи, или "тождество, снятое самим собой". Историчка ещё сообщила, что "мы одно видим, другое слышим, третье - ... обоняем"... На физике обещали работу - но, о сантаехидство, ещё после четвёртого пришлось уйти - к врачу! Зад! Вкололи болезненнейший укол и сказали, что их будет ещё десять! А это, кроме всего прочего, час в один конец! Злодеи! Дома включил по-страшному магнитофон через приёмник и начал готовить зимовку кактусам: протёр подоконник, развинтил рамы и их оформил; достал орг-стёкла для аквариума и пр. Далее осматривал кактусы. сколь они всё же приятные! Кто при 40° без воды может обходиться, да ещё толстеть и цвести - оне! Кто при 5° может находиться на улице, да ещё больше толстеть и зеленеть - оне! Сии риторические вопросы отражают атнюдь не всё ощущение. Я рассмотрел кактусы как следует и поставил обратно на балкон - 5° - это ничего ещё.

Перед физикой, бывший первым, физрук и (вот тут уж можно выразиться со всей ответственностью!) химоза всех без сменной обуви (выражение "сменная обувь" кажется мне чем-то длинным и нехорошим) отправили за оной. Пришлось сходить, ибо я таковой обычно не ношу. После четвёртого опять поехал на укол. Приехал и сел в коридоре. Рядом какой-то товарищ стал загинать, как он "совершенно случайно включил "голос Америки"", я же готовился к контрольной по физике, будущей в субботу. И что же - не успел я решить и одной задачи, как выяснилось, что ампул нет и можно уезжать! Вот sucha sick, wrong, Nasty people! Приехав обратно, сразу пошёл на факультатив по алгебре. Дали пример, я раз десять назвал один cos ехидно-вредоносным, или наоборот, но всё-таки решил. После факультатива Кулаков и QuePuenshin остались исправлять трояки по алгебре за работу, которую мы писали во вторник. Кулаков всю работу мне подсказал, так как я ничего не знал и даже не читал, а сам запутался в arccos и вляпался. А я получил... пять. По знакомству с Александрой Матвеевной, так казать. Над работой нашего QuePuenshinа смеялись до упаду и полного изнеможения. Первое предложение (после тщательной расшифровки) у него гласило: "Фунще обратная финкции cos наз арксосинусом и зап. arccos". QuePuenshin работу у нас отнял и запрятал в кучу других - не понёс критики, - но я такого случая упустить не мог: работы всё равно выкинут, и я его работу утянул и взял в коллекцию. Она там и есть. Вечером бродил с Кулаковым и Леньшиным. Полчаса говорили одними цитатами Высоцкого, а потом с жаром и пониманием (что касается последнего, то это относилось скорее к одному Кулакову) спорили о магнитофонах, колонках и усилителях.

В школе писали работу по химии, неприятную тем, что поставленный в ней вопрос я слышал впервые, а раскрытие оного не обонял (новое модное выражение) и вовсе. Как выяснилось позже, эту тему все проходили давным-давно. Когда я отсутствовал; а на работе пришлось написать второй вариант, который я хоть немного, но всё-таки обонял. Химоза наверняка придерётся. На Литературе был Английский, закосили в тетради новую тему. С геометрии в 13.00 ушёл - опять этот вредный укол. Промотавшись два часа, в 15 с чем-то отправился на факультативе по истории, на котором в стиле Rjck-Stuart строчили часа полтора.

Сегодняшний день оказался невероятно насыщенным. По физике была контрольная. У меня оказалось, так сказать, затмение, и за эту работу наверняка будет ещё более страшная "константа", чем та, которую с юмором употребляет в лексиконе физик ("константа" - это три). После Химии и Астрономии оказалось, что НВП- ушника нигде нет, и, следовательно, урока не будет. Нужно отметить, что после долгих дискуссий, продолжавшихся в течение всей недели, мы (то есть многие - в смысле не Леньшин, а вообще) решили сегодня ехать к Зай-Санне, у которой завтра, как удалось выяснить, будет день рождения, кто-то пустил слух, что она уже выздоровела и в понедельник придет. Цветы и вазу в подарок уже купили, а выступать наметили после пятого урока. Поэтому после Астрономии Кулаков, Витя и прочие (и я в том числе) пошли домой переодеться и оставить портфели. Я поел, съел грушу, взял сумку с Биологией (коея будет пятым) и возле школы увидел всех, играющих в принесённый Андрюшей мячик. До 12.20 играли в футбол, затем ходили в столовую (я там только поприсутствовал, а какие-то блины есть не стал). И после этого разместились в кабинете биологии. Тут Дончук, Страхова и Станкевич, заметив, что купленные цветы мятые и дефектные, отпросились и поехали куда-то за другими. После урока все собрались и стали ждать. Ждали долго, Кузнецов демонстрировал "Sanyo"- евский микрофон, который он собирался везти в комиссионный. Когда уж решительно надоело ждать и мы собрались расходиться, наконец вернулись наши фуражиры с цветами, причём такими же, как и прежние. Толпой человек в двадцать пять двинулись к метро. На полпути остановились и снова ждали, так как оказалось, что забыли вазу. Доехали до Новых Черёмушек и с поразительным спокойствием и весёлыми разговорами куда-то пошли. Через пятнадцать минут выяснилось, что, положившись друг на друга, никто движения не направлял, и лишь по счастливой случайности выбрали правильную дорогу. Выискали знатоков и ещё через пятнадцать минут увидели цель поездки. В лифт все не поместились. Кулаков, Леньшин, Витя и я понеслись на седьмой этаж пешком. Этаже на пятом отметили стоявшие возле мусоропровода бутылки, а на седьмом отдышались, дождались лифта с остальными и вместе стали думать, как бы всё поэффектнее произвести. достали цветы (оба букета) и вазу (похожую на кубок) и - позвонили! Через некоторое время дверь открылась и показался мужик в тренировочном костюме и немало испуганный. Да, Зай-Санна жила тут. И жила небедно - говорят, этот мужик - некое высокопоставленное лицо. Хотя прихожая была значительной, всё в неё, опять же, не поместились Хмырь стал что-то пояснять, но слышно ничего не было. Наконец, удалось понять: Зай-Санна спит! И температура - 38. И поздравить её не удастся. Распрощавшись с хмырём, бросились вниз и расправились с бутылками. Значит, во вторник литературы у нас не будет. Хе... А может, Зай-Санна притаилась где-нибудь в шкафу и дрожала - ворвалась такая шабла, мало ли что? В общем, отправились в обратный путь. У метро все куда-то делись, и остались Кулаков, QuePuenshin и я. QuePuenshin неожиданно увидел в своей сумке Лёликовский микрофон, данный ему на хранение... Но Лёлика тоже не было. Ехать на метро было неохота. Часа полтора - нет, меньше часа - потребовалось, чтобы преодолеть необходимое расстояние. Дома был в 15.30. Сел за задачи по физике и застонал - устно решать! И чего я над ними сидел?!... В 16.20 позвонил Кулаков и предложил идти к Леньшину. Я захватил магнитофон с пустой кассетой и в 16.25 был у QuePuenshinа. Кулаков же был там. Послушали немного кой-чего, и тут я неожиданно увидел микрофон. Вмиг подключили и испробовали - работает! Тут неожиданно звонок - Дончук со Страховой - вот те на! Я удивился. QuePuenshin достал кучу фотографий и вместе с Кулаковым стал вызывать их на провокационные разговоры. Я же незаметно включил запись и протянул микрофон, спрятав его на спинке дивана. Через десять минут наше терпение иссякло, плёнка была прокручена назад и прослушана... Ценнейше. Далее QuePuenshin нашёл какой-то (в смысле не незнания, а пренебрежения) дешевейший но всем необычайно понравившийся Чингис-Хан и мы начали под него прыгать. Мне это занятие скоро надоело, я обнаружил в стенке "Граф Монте-Кристо" и "Таинственный остров" и засел возле окна. Периодически кто-нибудь (и не только я) говорил "Пойду плюну" или "Нужно плюнуть", открывал окно и смачно плевал с шестого этажа на головы прохожих; никто не попадал. Часов в восемь заказали чай и сели за стол. QuePuenshin produced всё необходимое, я по-шпионски подключил фирменный микрофон и поместил его в вазу для цветов. Тут началось... ...Все пели, смеялись, рассказывали анекдоты; QuePuenshin вопил: "Водки хочу, водки!", а Кулаков приговаривал: "Гопа! Гопа! Жареные раки!" Записав до конца, прослушали - хохотали до коликов (по крайней мере я). Затем записали ещё раз, и ещё - умора. В десять часов наконец догадались покинуть бедного QuePuenshinа. Никогда бы не подумал, что 5 часов 30 минут можно просидеть в одной комнате.

С утра делал уроки. По Химии попалась какая-то подозрительная задача, почему-то не решавшаяся, или решавшаяся не совсем в желаемом направлении. Часов в двенадцать прошёлся в универсам. Там опять была давка. Некий пенсионер на выходе стал громогласно возмущаться, что его обсчитали. Service сказался тут же: подбежала гражданка со счётами, вдалась в манипуляции и в самом деле подтвердила: три рубля просчитались. Пенсионер с видом оскорблённой справедливости приблизился к кассе и потребовал деньги. Кассирша не удивилась и протянула бумажку. Часа в два ездил в лес. Там по болоту, образовавшемуся после недели дождей, удалось добраться до магазина. В магазине пьяницы, самые настоящие мужики, приобретали портвейн, выражались и тут же распивали. один обвинял другого в том, что тот "шустрый как электробритва". Судя по уголовно-небритому виду этих личностей, афоризм считался комплиментом. В магазине, как я уже как-то замечал, имелось большое и искусное построение бутылок, занимавшее одну стену, сегодня они были закрыты бумагой - видимо, в связи с подорожанием. Параллельно со стоимостью "левых" динамиков - ватт - рубль (как заметил Леньшин) и государственных записей - минута - десять копеек (как заметил Кулаков) неплохо было бы уценить жидкости до такой, скажем, отметки, как градус - 15 копеек. Куплено было непопулярных здесь яблок и гранатов, после чего снова вступили на непролазную дорогу и вдоль дикого погрома двинулись в обратный путь. "Что за прекрасная земля..." Дома пообедал и присоединился к Кулакову, жаждавшему побродить по окрестностям. Зашли за Романом - снова течёт вода и никто не открывает. QuePuenshin собрался ехать в театр и тоже нас разочаровал. От QuePuenshinа вниз пошли пешком. Как назло, бутылок не было. Мы стали осматривать лестничные клетки - мало ли, что ценное... Смотрим - авоська! А в ней - нечто! Тяжёлое! Большое! ААА... Проигрыватель!!! Но какой-то странный: с двумя торчащими штуками и без диска. Что же это за проигрыватель? Это магнитофон... В ужасе, что кто-то может лишить нас такого удовольствия, мы ринулись вниз, пробежали дорогу и спрятались за гаражами. Ценнейше... Отвинтили головки, стёртые до неузнаваемости (одна даже развалилась), динамик (дешёвенький); я взял индикаторную лампу и ещё целые карманы полезных вещей.

Ездил в УПК. Чертёжница с воинственным видом стояла в дверях. Мы, оказывается, сегодня дежурим. Тем лучше! Я взял физику и отправился её повторять на второй этаж. Далее походил по всему зданию, которое, почему-то гнетуще действует на настроение. Но я не поддался обуревающим эмоциям, спустился вниз и вдался в беседу с QuePuenshin-ым о разных политических (внутриполитических) направлениях (чтобы не сказать проблемах). В 11 с чем-то намекнул чертёжнице на наличие всемогущей справки, та на этот раз не захотела быть вновь общественно просрамлённой насчёт сомнения в действенности подобных бумажек и отпустила меня даже без требования справку показать - поняла наконец, что со мной опасно связываться. Ездил на укол.

Литературы не было. Задача по химии, как оказалось, решается довольно по дешовке. Уже ближе к концу урока всех неожиданно позвали в кабинет английского другой группы, где писали тему. Физик контрольную не проверил, но заверил, что будет ставить пары. Убийство... В принсипе (так сказать), он прав. Забыл сказать, что ехидная врач вчера потребовала приехать в одиннадцать. В 10.00 пришлось уйти с физики, так и не дослушав ценные рассуждения физика, от которых стояла повальная ржачка (термин). Снова переносил укол. Ехидство, благо в пятницу оно закончится.

На обществоведении проходили нечто столь отвлечённое, что я начал сомневаться во всех физических законах и чуть не написал об этом на "Вечер юмора в Останкино". К примеру, "тождество, снятое самим собой" или "отрицание отрицания" - это ещё ничего. В "материализме и эмпирио-критицизме", коий я почитываю, на этот счёт сказано: "Связь идей... не предполагает отношение причины к следствию, а только отношение метки или знака к вещи, обозначаемой так или иначе". Или: "Гносеологическое же значение символизма в теории Беркли состоит в том, что он должен заменить доктрину", "претендующую объяснить вещи телесными причинами"". Это ещё больше заставляет сомневаться в верности физических законов... (что я с "вумным" видом написал там "на этот счёт", то это означает скорее не понимание вышеизложенного, а желание это показать). После четвёртого урока снова поехал на укол. В метро одолел три страницы "Материализма" и даже не заметил, как проехал до Тургеневской ( в смысле: доехал). Как обычно, через два часа вернувшись домой, обнаружил, что следует ехать на консультацию к хмырю - преподавателю математики в МИРЭА. Добираться пришлось с час - а жил он на Вернадского, куда идти тоже с час. Всё дело в автобусах, а точнее, в их водителях. Хмырь оказался "богатеньким Буратиной": вазы, ковры и интерьер. С ходу он предложил решить систему x+y=1, x+y=1. Я проявил отсутствие. Он стал мыслить высокими категориями. Я проявлял отсутствие и немного присутствия. Он обещал достать Сканави. Расстались мы в хороших отношениях.

На физике доказывали формулу Томпсона (или без "п"). Кулаков сообщил, что наиболее каверзным вопросом на экзамене является " каком году умерла жена Бойля-Мариотта". Если так, то это ещё ничего. На Английском спрашивали пересказ газетной заметки. На биологии спрашивали, а потом объясняли о клетке. Новая биологичка, как выяснилось, ставит пятёрки тем, "кто больше всего говорит, и, главное, неважно что. Это следует учесть. После звонка все устремились в угол, где стоял аквариум с живущим в нём хомяком. "Живущим", конечно, врядли можно сказать - от там обитал в единственной кучке сухой травы. Хомяк спал, но его разбудили. Федот сказал: "Ефли на хомяка дунуть, то он зафыпит и подфкочит". Это сопроводилось взрывом (образное выражение) хохота, ввиду чего хомяк и проснулся. На него стали дуть, но хомяк не "зафыпел" и не "подфкочил", а начал сонно отмахиваться лапой, не проявляя дружеских чувств. К тому же из аквариума вдруг так завоняло, что пришлось срочно сбежать из биологии... Дома (после укола) занялся обществоведением. УУУ... Заполнял абстрактнейшую таблицу и примерно прочувствовал, при каких обстоятельствах выходят в окна заучившиеся МГУ-шники (как рассказывал Кулаков). Вечером ходил гулять: QuePuenshin делал химию, упорно настаивая на том, что CuCl (знак)* нелетуч, поэтому у него ничего не получалось, и он не хотел выходить. Я убедил QuePuenshinа, что CuCl (знак)* может быть летуч в молекулярном виде, но тот не оценил полезного влияния кислорода и всё равно не пошёл. При выходе из подъезда столкнулся с Кулаковым и совершил моцион. Вечером (ещё более вечером) слушал радио, где некие хмыри вели следующие рассуждения: "Труба... - Что?! - Труба... - Что?!! - Труба! - Труба?! - Труба..." Там на каком-то заводе обвалилась труба, вот они и распаниковались.

На обществоведении писали работу. На химии тоже писали работу. Вместо Литературу, на Английском, Федот запалил некую дымовую шашку, и та стала вонять. Шашку обнаружили, пообещали сообщить по назначению, но ничего не произошло. После истории играли в маленьком приятный шарик из замазки. На геометрии была ещё одна работа, а в 13.30 я уже трясся в метро, направляясь к врачу. Врач, типичнейшая нос, заставила меня читать буквы. Не знаю, как мне это удалось, но я показал на строчку больше, чем в прошлый раз. Врач сказала: "О..." и недолго думая продлила уколы - она явно рассчитывала на презент. Затем мне был произведён сегодняшний укол (разумеется, самой большой иголкой), после чего пришлось ещё очень долго сидеть в ожидании. Наконец ехидная врачиха посмотрела с вумным видом вглубь моего глаза и сделала вид, что очень много поняла. Дешовка.

День оказался полным событий, хотя и на первую физику я не ходил. На химии и Астрономии особо ценно изучали этил и небесную сферу соответственно. Перед НВП (НВП-ушник пришёл после болезни) на улице носились в кустах этой бузины и кидались оной. В актовом зале проходили отдание воинской чести, во время чего Федот и Станкевич со свойственным им юмором вопили: "Зиг хай!!!", выкидывали руки и зверски топали. Завершающим была Биология. Многие усвоили выгодный принцип ответа и получили пятёрки. Со звонком не стали смотреть на некомпанейского хомяка, а разыскали Дончук и начали с ней договариваться о вечере, который она решила устроить - в этом мной была замечена возможность переписать у Кулакова Высоцкого. Беседовали продолжительное время, я успел съесть половину луковицы, почему-то подаренной мне Тотошей. Романов и Кузнецов записали адрес и все разошлись. Дома искал в диване микрофон от автобуса (см. дневники), но так и не нашёл. По химии клеил особую штуку, это заняло многим больше часа. Вдруг - звонит Кулаков. Говорит, Кузнецов только что предложил ему что-то купить, а что - он так и не понял. Я знал, что Кузнецова в некоторых случаях можно было не понять, как и всех других, поэтому не удивился и сказал, пусть покупают. Через некоторое время - Бац! - звонит ренегат QuePuenshin, не участвовавший в договоре, и сообщает, что тоже желает придти, но не знает куда. Я сам не знал куда, но обещал по приходе вывесить на дверь какой-нибудь лист бумаги - подъезд был QuePuenshinу известен. В 18.00 за мной зашёл Романов и мы выступили. Предварительно ещё звонила Дончук и выясняла, не я ли ей звонил. Я всё отрицал и попутно просил, не надеясь на знание Романовым адреса, повесить на дверь листок бумаги... Пока мы шли, выяснилось, что звонил как раз Романов. Романов, как ни странно, адрес знал, и на двери висел лист с надписью "ЦСКА - чемпион по лыжам в Африке". Сам я болел за "Шинник", поэтому коварное поношение бедного ЦСКА, которое и так везде называется "конями" и "чемпионами по игре с башмаком", меня мало тронуло, но смысл я посчитал бедным и сразу же при входе на другом листе написал набор фраз: "Lasvegas Moulen Rouge Disconight", нарисовал несколько звёздочек и повесил на дверь. Роман сразу поразил всех очередным афоризмом. Дончук заметил, что у меня холодные руки (а они у меня всегда холодные), после чего сразу отреагировал наш друг: "Нужно снять ботинки". В комнате Страхова и Дончукинский брат лет тринадцати Костя смотрели телевизор, где был хоккей. Вскоре подвалили Кулаков с Кузнецовым и Федей, они принесли магнитофон и кассеты. Лёлик, как обычно, сразу взял и инициативу в свои руки, но так как не знал, что с ней делать, дальше пошла неразбериха. Лёлик настраивал магнитофон. Роман сидел на стуле в обнимку с Валиком от дивана. Федя отыскал яблоки и ел их, лёжа на диване вместе с Кулаковым. Костя сидел на другом стуле. Дончук со Страховой ходили по комнате. Я сидел на подоконнике и читал Джека Лондона. Минут через пять подобных действий я вспомнил свою миссию и пошёл записывать Высоцкого. Лёлик, как видно, мало разбирался в своём магнитофоне, так как не знал, что куда вставлять. Мне удалось таки вставить штекер в нужное место, но песни на Кулаковской плёнке были то грустными, то идентичными с теми, которые уже имелись, так что я никак не мог найти, что же записать. Минут через пять перематываний и прослушиваний я плюнул на всё (выражение - я говорю выражение, чтобы меня не заподозрили в употреблении избитых фраз, а банальные они потому, что иначе и не выразишься) и решил писать подряд. Но - через некоторое время выяснилось, что запись производилась при подло вынутом штекере... Тут уж моё терпение не выдержало, и я опять стал читать. Дончук, благо затеяла игру по называнию друг друга и определении, кто кого как назвал. В процессе этой игры Кулаков был единодушно признан "хитрым, как синусоида", Романов - "рыжим", Страхова - "длинной" и "предлинной", в моём же отношении мнения разошлись: начиная с "будущего дипломата" (Кулаков) и кончая неким "ОААОА" (или в этом духе, как определил меня Романов). После игры решили танцевать. Лёлик включил "Pink Floid" - вроде тихо. Включали и через мой, и через его на мой, и через мой на его - тихо! Пока происходили поиски истины в этом отношении, на кухне выяснилось, что истина не в вине (не помню, кто так утверждал, да ещё и по латыни), а в... огурцах! В холодильнике отыскали банку огурцов и стали есть. Желающих было много, но я половину урвал. Тем временем Кузнецов переписал тихую запись на другую кассету и, вроде, стало громче. Все бросились прыгать и пытались подбить и меня, но я не хотел. Я спрятался в соседней комнате переждать, но меня отыскали и стали агитировать ко вступлению в дебош. Я отговорился желанием позвонить домой. Принёс телефон в ту комнату, где было потише (т.е. в соседнюю). Там было темно, и показалось мне, будто в углу возле двери притаилась какая-то тень... Я подошёл... Кулаков! Он похитил огурец и спрятался, чтобы его съесть. Я тоже откусил, и мы долго надрывались от смеха. Мне всё-таки удалось спрятаться в ванной, где я и дочитал один очень полезный рассказ про жемчужину, описание урагана в которой крайне точно соответствовало творившемуся у нас. Дончук изготовила чай, я употребил чашку со вкусным зефиром и решил отчаливать. На галошнице внезапно увидели нечто, завёрнутое в газету. Оказалось, бутылка из-под соуса с полутора сотнями граммов спирта. И никто не сознался, кто принёс. На улице было темно и страшно, но я дошёл. Дома под впечатлением съел половину арбуза.

Ездил в лес. Погода сделалась более менее приятная, поэтому многочисленные хмыри с крайне недвусмысленным видом появлялись с лукошками из всех кустов и изъявляли своё отрицательное отношение к новым, как они считали своим весьма незначительным аналитическим умом, находящимся на стадии собирательства, конкурентам. Но мы не опустились до подобной наивности! Расположившись на большой поляне, воткнув зонт в находившийся там полугнилой здоровенный пень и посидев с серьёзным видом минут десять, я начал смущать прохожих. Прежде всего я полез на ближайшее дерево. Опробовав там несколько суков и несколько сломав, я отправился к следующему. Прохожие, как и следовало ожидать, смутились и стали с подозрением взирать на мои действия. Между тем я устремился в берёзовую рощу, отметил дерево (никто не видел, что оно было гнилое) и с треском опракинул его. Все изумились и даже перестали шарить в поисках грибов. Я наломал пребольшую кучу дров, из толстых поленьев соорудил двухслойный помост и на нём запалил костёр. Он вскоре погас. На я играл до конца! наломав ещё большую кучу дров, долго их сортировал, отобрал одну десятую и через десять минут получились угли. И тут... Сочная, мясистая, аппетитная розовая колбаса привела всех в полное исступление. Грибники (как мне показалось) пожирали её глазами... Но она были игнорированы! Колбаса была употреблена. Далее, подзакусив и поднабравшись сил, я выломал берёзовый корень, имевший особо ценную и редкую форму (рисунок*), возомнил себя питекантропом и с полчаса с эффектом вонзал его в землю.

В здании УПК обнаружилось... отсутствие чертёжницы! Но с присущей всему персоналу этого коварного здания беспредельной подлостью у выхода стояли директор и прочие злодеи; по их виду можно было догадаться, что выпустить они нас не собираются. Однако я вспомнил про справку и с независимым видом (даже чуть отвернувшись) проследовал на улицу и - за ворота; меня никто не остановил. Дома читал и ходил стричься, но не постригся из-за очереди. Ездил к врачу; вечером (поздно вечером) ходил пройтись. Возле школы некие товарищи со свечой дореволюционного типа и скрипящим фонарём на динамомашинке и задумчиво наклонясь ходили (смутно...) Как выяснилось, искали ключ. Коробок спичек и копейку они уже нашли, и по тому, как осторожно они их обходили можно было догадаться, что причиной этого явилось опасение случайно сдвинуть их от того положения, на котором эти свидетельства были найдены. Всё совершалось с такой таинственностью и в такой темноте, что для полного ощущения не хватало только пары прозрачных вертолётов, агентов в напылённых очках, да и коробок с копейкой не помешало бы обвести мелом, как это делается в лучших расследованиях.

На укол пришлось ехать в 9.00 Попал только на третий урок, оказавшийся обществоведением. Историчка, Вера Николаевна, ценно рассказывала о всяких реанимациях, происхождении человека и др. Это послужило поводом для ряда полезных замечаний, одно из которых, к примеру, QuePuenshin глубокомысленно начал: "Когда мы были слонами..." Первым была Литература. Зай-Санна (...) пришла и уже задала учить отрывок прозы из Горького. У меня произведения не оказалось, и я решил списать отрывок у QuePuenshin-а. Подхожу к его подъезду - а он... закрыт! Поставили код, чтобы всякие пьяницы не пробирались и не распивали. Висит ящик с кнопками, а что нажимать - я не знаю. Опять идти звонить не хотелось, и я уже было принялся потихоньку отдирать картонку от косяка, как подоспела старушка и доверительно сообщила мне код: 291. Вечером гулял с Кулаковым, а потом на балконе монтировал специальный навес на уровне перил, где кактусам будет гораздо выгоднее находиться.

К 9.00 снова ездил в Гельмгольца. На втором, о подлость, все писали к/р по геометрии. Пятым была страшная Литература. У меня - первая... Перед уроком я вручил Зай-Санне справки и пока сел с Кулаковым (на второй у окна, перед... за Витей и QuePuenshin-ым, чуть не перепутал), так как Кузнецов сегодня отсутствует. Зай-Санна на многочисленные вздохи типа: "Повремени, повремени..." не отреагировала и вкрадчиво начала: "Тема: "Старуха Изергиль". К доске пойдёт расскажет..." Тут наступила пауза. Говорят, в таких случаях становится тихо. У нас стало более того. Время остановилось. Ни единый звук не нарушал одинокого, а потому ещё более убийственного-затягивающего-скрипа, с которым Зай-Санна хищным пальцем водила по графе журнала... В ушах, как от перепада высот, слышался какой-то треск... Кого?!... Произошло самое неожиданное. Врядли кто в этот момент стал бы сомневаться в смутности теории относительности: любой вызов, казалось, был один из сорока... Но и, будучи сделанным из вдесятеро большего количества, он был бы менее удивительным. Вызвали меня. Первый раз! И сразу... Сел я минут через пятнадцать. Уж что я там выразил посредством языка... Конечно, так сказать, основы... Зай-Санна узнала, наконец, что даже вчера меня не было и... простила. Иначе и не выразишься. После этого памятного эпизода выступал по тому же вопросу ещё кто-то, а затем спрашивали отрывок. Снова тишина... Карпухин... Этот не выучил - CONST... Затем - Федя! Встал и пошёл... Все обрадовались... Вдруг - Федя садится... Тоже не того. Наконец двое ответили. Уже несколько минут до звонка... Романов! Ну, уж Романов, у которого, по мнению Кулакова, "полный рот дикции", что-нибудь да отколет... Не выучил! Зад! "К доске пойдёт..." И тут произошло запоминающееся событие. Бедный QuePuenshin, страдавший не меньше всех, от ужаса глубоко вздохнул и секунд пять не шевелился, зачарованно глядя на палец Зай-Санны, который был ему виднее других. И вдруг... Звонок! QuePuenshin от переполнившей его радости и прочего избытка чувств выдохнул как кит (неизвестно, с чем ещё можно сравнить) на весь класс. "Сдулся!" - констатировал Кулаков... Это нужно было обонять... К 15.00 пришёл в школу на факультатив по истории, также имея ввиду, что в половине четвёртого будет так называемая консультация по химии, на которой мне нужно будет переписать две работы, пропущенные мной из-за этих поездок. К 15.30 я отлучился с истории - но химоза отсутствовала! До 16.30 писал билеты на том же факультативе, а после его окончания наконец обнаружил химозу и намекнул ей насчёт некоторой необходимости. Работы переписал и получил таки обе пятёрки.