Обе работы по Богаевскому и манализу превзошли все мои, и общие, ожидания. По обоим удалось охватить возможные 100% Let's applavcl. Собственно, на манализе так и делали. Конечно, не только в мой адрес. Вечером гулял с Витей, Романовым и Леньшиным. Мимо нас проехала милицейская машина, из которой почему-то внимательно на нас посмотрели. Мы решили проследить и пошли за машиной, благо, она вскоре свернула к одному из домов, там уже стояло четыре таких же. Тут уж мы понеслись и увидели, как большое количество милиционеров поднялось на третий этаж и стало звонить в квартиру слева. "Хазу загребают" - предположили мы и замаскировались в кустах... Невольно создавалось такая впечатляющая картина: "На тридцатый этаж гостиницы... то бишь отеля... CONTINENTAL в скоростном лифте поднялся человек в сером плаще и в тёмных очках. Он оглядел холл. Два бизнесмена у окна тихо переговаривались, видимо, о деталях предстоящей сделки, - Americans always make money,- пенсионер (это по нашему пенсионер, а на самом деле, очевидно, состоятельный джентельмен, заработавший себе безбедную старость) - в кресле читал газету. По коридору прохаживался представительный господин с трубкой. Носильщик транспортировал чемоданы. На электронном табло засветилось: 11.00. Человек в плаще подошёл к одному из номеров и несмело постучал. В ту же секунду дверь прошили три автоматные очереди. Господин с трубкой открыл ответный огонь. Бизнесмены взяли на прицел коридор и лифт. "Пенсионер" выхватил крупнокалиберный браунинг. Засевшие в номере гангстеры перестреливались через дверь с представительным господином. Внезапно дверь распахнулась и из неё вылетел небольшой пластиковый пакет. Раздался оглушительный взрыв, вслед за которым в коридоре оказались три гангстера с автоматами. Бизнесмены покатились по полу, непрерывно стреляя в своих противников. Один из последних тут же был убит, другого вскоре снял "пенсионер". Оставшийся молодчик отстреливался из-за брошенного носильщиком чемодана. К отелю уже подъехали восемь полицейских автомобилей. Снаружи здания стремительно поднимался прозрачный лифт с комиссаром и подкреплением. Но в этот момент к трескотне выстрелов на тридцатом этаже прибавился какой-то гул, который всё нарастал, и наконец превратился в явственное гудение лопастей. "The devil! This is the CHAMPION'S HELICOPTER!" - проорал в рацию из кабины лифта полицейский комиссар. Это были его последние слова: вертолёт резко развернулся, и от него к лифту протянулась тонкая полоса трассирующих пуль. Выстрелов было почти не слышно. Брызнуло пуленепробиваемое стекло, ход кабины застопорился, полыхнуло ослепительное пламя... Никто не заметил, как на карнизе атакованного полицией номера появился странный человечек с тростью и маленьким пухлым саквояжем. Вертолёт приблизился к нему и выбросил верёвочную лестницу. Человек подтянул её тростью и начал взбираться. Теперь его заметили. Из соседних окон снайперы открыли по нему прицельный огонь. С вертолёта их давили очередями тяжёлого пулемёта. Всё-таки один выстрел оказался успешным: едва передав саквояж пилоту, человек неожиданно отпустил лестницу, взмахнул руками и упал вниз, где вплющился в полицейский фургон. Вертолёт медленно скрылся на небоскрёбами. Выстрелы прекратились. Наступила тишина, прерываемая только воем сирен". Во-первых, к смыслу: на самом деле такое происходит чрезвычайно редко, полицию подкупают; а если столкновения между группировками - то наворачивают глушители, чтобы не нарушать общественного спокойствия. Во-вторых, сегодня ничего подобного не случилось: милиционеры мирно побеседовали с жильцами и уехали на своих пяти машинах. А описание - просто эффектно.

К контрольной по графике я совершенно не готовился и вообще бы о ней не вспомнил, если бы она сегодня не состоялась. Разговоров много, а на самом деле она оказалась крайней дешовкой, ну может быть и не дешовкой, но довольно простой. По крайней мере я так думал, пока делал её, и пока шёл сдавать. Однако, как всегда одной линии не досчитались, да увидели ещё почерк, и поставили четыре. Скорее бы кончились эти поверхности, пора переходить к нормальному черчению. В принципе, четыре или пять - всё равно зачёт. Но пять, что ни говори, гораздо престижнее. Ходят коварные слухи о походе к Никитенко и его душеспасительной беседе по поводу джинсов, длинных причёсок и подобной аполитичности.

По физкультуре наконец кончился бег, которым мы занимаемся во уже третий месяц. Вместо бега состоялся бассейн, в котором мне удалось сдать нормы ГТО, что удивительно хотя бы потому, что я сам никогда не считал, что умею плавать. Дома занимался незначительными мелочами, а потом вспомнил о манометре. Несомненно, следовало им воспользоваться. Мне были нужны скорее не сами магниты, тоже, конечно, полезные, а то ощущение, которое неминуемо сопутствует подобным предприятиям, enterprises. Словом, я решил встряхнуться от сонных обывательских настроений и снова прочувствовать тот непередаваемый эффект 10.05.82. Когда совсем стемнело, часов в девять, я, захватив сумку и перчатки, направился к стройке. Как я и предполагал, произошла взаимосвязь между твёрдо принятым решением идти ТУДА и подсознательными процессами нервной системы: мысль работала чётко, резко и быстро. Я пришёл. Метров за пятьдесят до сарая я свернул в кусты и крался, выведывая, нет ли кого внутри. Но всё было спокойно. Однако отвязаться от трусливых мыслей не удалось. Живо вспомнились зловредные и опасные спартаковцы с длинными шарфами, завязанными в виде петель (это уже плод воображения), хитрые панки с брелками в виде унитазных ручек, непонятные пацифисты со своими знаками и надписями: "People! Let's stop the wap!", да и множество других злодеев, притаившихся внутри барака с орудиями преступления, и только ждавших, когда же я наконец приду. Не собираясь идти на попятный, я стал мысленно разрабатывать стратегию: вхожу. Две возможности: либо бандиты сразу нападают, либо прячутся за баком. Первую возможность ликвидирую предварительным заглядыванием или массовым бегством. Я подхожу к манометру и начинаю его отвинчивать, точнее, отдирать. Тут сзади подходит бандит и бьёт меня по голове ржавым гаечным ключом или обрезком водопроводной трубы. Но на голове у меня шапка с помпоном, который гасит удар. В тот же момент бандит получает удары: локтём в бок для размаху, кулаком в челюсть и, сокрушительный и неотразимый - манометром по голове. Далее ему на голову одевается капроновая сумка и он повязывается телефонными проводами до прибытия представителей властей. Остальные, роняя кистени, цепи и кастеты, звеня унитазными ручками и запутываясь в шарфах, в панике бегут и рассеиваются по лесу. От таких мыслей, немного наивных, я приободрился и смело вступил внутрь. Там никого не было. Заглянул за бак - никого. Злодеи могли при моём появлении двигаться так, чтобы бак всё время находился между мной и ими, но мысль, как я отметил, работала: их тени непременно появились бы на стене, а на самом деле ничего не было... Манометр удалось оторвать и спрятать в сумку, которой я ещё несколько минут назад собирался душить незадачливого грабителя. А что касается концепции, выдвинутой в фильме "Бездна": сначала в мрачных, тёмных и неприятных местах подвергаться, можно сказать, опасности, а потом в тепле и уюте считать добытые миллионы или разбирать манометр - то она весьма полезна.

Институт засасывает. Просыпаюсь в 8.30. В 9.00 бегу к автобусной остановке. Давлюсь. Трамбуюсь вместе со всеми. На юго-западной выхожу (пробкой вылетаю) из автобуса, спешно иду к институту, сдаю куртку, предъявляю пропуск, поднимаюсь по лестнице (тут обычно меня настигает звонок), несусь в панике, всех расталкивая, с треском врываюсь в аудиторию, на ходу доставая тетрадь и ручку. Полтора часа строчения с незаметным десятиминутным перерывом, затем выскакиваю вместе со всеми в коридор и несусь через весь институт в следующую аудиторию захватывать места. Потом ещё полтора часа вникания и исписывания тетрадей, снова бег, бросаешь сумку, "забивая" место, и - столовая... Посещение столовой я уже описывал. Наконец - ещё полтора часа. Выходишь нетвёрдым шагом и направляешься к выходу, а по вторникам и четвергам - на английский. Первое радует, второе же просто интересно. Наконец, в 25 минут шестого всё кончается... Если нет сбора идеологов, проделываю обратный путь, ужинаю, раз десять собираю куб и начинаю балдеть: или слушать магнитофон, или читать. Время, не в пример институтскому, летит катастрофически. В 21.00 созваниваюсь с Леньшиным, и мы идём гулять, попутно заходя за Романовым, Кулаковым, Витей и Федей. В 11.хх - дома. Выпиваю стакан горячего молока с водой (полное безразличие, не хочется даже добавлять чай), до 12.00 - 12.15 (00.15) читаю "Эмигрантов" или Дрюона, складываю тетради на завтра... на сегодня!... и заваливаюсь спать. Думаю, хорошо бы хоть раз перечитать дома конспекты лекций, заранее, а не в автобусе, продумать задачи семинаров, продолжить чтение детектива.... да и дневник написать! Хулиганство какое-то: я это пишу 27.11.82! В 23.20!

Следует, пожалуй, остановиться на общих аспектах. Вначале о МИРЭА. Кулаков сделался крупнейшим комсомольским активистом, день и ночь в институте (сочетая, по словам Леньшина, общественное с личным. Возможно, это домыслы завистливого Вадя). Часто вижу его пролетающим по коридору с "дипломатом" или папкой. Я его окликиваю, он по инерции проносится мимо, со свистом и скрежетом тормозит, оставляя на бетонном полу полосы расплавленной резины (гротеск). Обмениваемся приветствиями и договариваемся на вечер гулять. Однако в 70% случаев в 21.00 дома его не оказывается и его участие в гулянии срывается. Что поделать, занятый человек. Постоянно вижу Федю и Федота. Федот сетует на инженерную графику и просит конспекты статей по истории. Зловредный семинарист никогда мне больше единицы за эти конспекты не ставит, поэтому предлагать их не стоит. Федя - староста в группе, о чём он давно мечтал, обкладывает своих подопечных налогом в виде перевода статей по английскому. Он берёт у меня записи лабораторных по химии и крутит куб. По дороге в институт и обратно встречаю Можаева из бывшего 10 "А". В самом же институте - многочисленных друзей не только по школе и группе. Владислав пребывает в МАТИ, попал в комсомольский прожектор, чем небезосновательно гордится, хотя эта организация, довольно сомнительная и бестолковая. Он постоянно рассказывает истории из жизни МАТИ, с его точки зрения смешные, а вообще - познавательные. Предметы значительно отличаются от наших: сварка, резка металлов выделены в особые дисциплины и, в общем, уклон в сторону оборонного завода. Наиболее болезненный предмет - начертательная геометрия, или начерталка, согласно которой Леньшину, как будущему конструктору, надлежит спешно обзаводиться пространственным мышлением. Наша графика не идёт ни в какое сравнение со страшной начерталкой. Бедный Ove попал впросак: все прознали о его недюжинных способностях и атаковали со своими заданиями, теперь он делает начерталку чуть ли не на всю группу. Вообще, как отметил потерпевший, он в числе двух самых умных. Чувствуется, остальные - порядочные дубы. В обмен на начерталку эти остальные делают Владиславу английский. Вообще, почему-то у всех с английским такие проблемы. Хотя, впрочем, и я занят им гораздо больше, чем всеми остальными семинарами, контрольными и пр. Развлекаясь, Вадислав с друзьями сочиняет пошло-упаднические стишки и оформляет в виде отдельного листка с заглавием: "Кусак Мати". Кусак - персонаж излюбленного Вадиславского анекдота (по другим каналам в действии анекдота участвуют не кусак, а шуршавчик). Романов в геодезическом техникуме весьма процветает, в свободное время участвует в экскурсиях по центру и "кабакам", которые там расположены. Витя на практике в магазине вынужден таскать со склада в зал 70-ти килограммовые телевизоры; ругает военных, которые, покупая телевизор и даже прося донести его до машины, ничего за это не дают. Впрочем, Витя не скучает: на складе имеется один пустой телевизор, в который продавцы, кассиры и практиканты складывают закуску и стаканы; остальное, как говорится, производное. Лёлик в ценном, не то что наши дыры, МИФИ, несколько раз его видел и созванивался. На этом всё резко обрывается. Имеется ввиду вообще. Только общие данные. Дончук в текстильном, Живейнова на почте, Павлушина - оформитель витрин. Да, Говоров - в полиграфическом, заведует там дискотеками, на которые очень падки Леньшин, Романов, Витя и Кулаков. Один раз, да и то в сентябре и в спешке видел Смирнова. В школу ни разу не заходил (см. 4.11.82). Проблематично.

В связи с праздником преподавателям решили подарить шары, что имело определённую тайную мысль. На Поповкина шары влияние возымели. И он нас на полчаса раньше отпустил. Однако физика была не последним, поэтому гораздо больше надежды возлагали на Богаевского. Но Богаевский кисловато взирая на изрядное количество больших разноцветных шаров, которые в перерыве привязали к его портфелю, имел иное представление о том, какой должна быть предпраздничная обстановка, и отпустил ровно со звонком. Но когда наконец прозвенел звонок, всё предыдущее потеряло особую значимость.

Или "Красный день календаря", как пишут в детских книжках. Собственно, я проснулся, когда парад уже начался, и полностью его проигнорировал. Позавчера я печатал, два дня фотографии отмокали, и теперь, как я подумал, их наконец можно глянцевать. Точнее, я это пытался делать ещё вчера, но безуспешно: фотографии присыхали к никелированным листам, и их приходилось снова долго и нудно отмачивать в ванне. Сегодня я проконсультировался в дяди Володи по телефону и досадная оплошность была устранена: оказывается, после того, как фотографии высохнут, нужно ещё немного подождать. Таким образом приготовил вторую партию фотографий.

Решил зайти за Федей и вытащить его на прогулку, но неожиданно наткнулся у него в подъезде на код. Делать всё равно было нечего, я опробовал дверь - она не поддавалась, после чего начал нажимать кнопки. Не успел нажать "123", как код сработал и я попал в подъезд. Феди дома не было. Пошёл к Леньшину. У него тоже код, я и не пытаюсь запомнить, какой: каждый раз прихожу и резко нажимаю подряд 123, 124... На 129 обычно открывается, аппарат не поспевает за поступающими сигналами, думает: "Лучше уж открыть, а то совсем пережгёт" и открывает. У Леньшина посмотрел какое-то кино про революцию, после чего на улице бродили. В смысле ходили.

В 9.05 присоединился к ожидающим на остановке. Искусство почти что предугадывать появление автобуса и создавать давку на обочине, когда он едва появляется на горизонте, выработалось у пассажиров с годами повседневных тренировок. Все, забыв про остальные дела, напряжённо глядят в сторону пересечения Миклухо-Маклая с Профсоюзной. Как только появится что-нибудь подозрительное, начинается волнение и лёгкое протискивание самых агрессивных. В большинстве автобусы оказываются пустыми и перед самой остановкой сворачивают на сделанный для них круг, чтобы потом оттуда отправиться в дальние пригородные поездки. Чего только не разыгрывается в это время на лицах несчастных граждан! Целая трагедия! Сначала пессимистическое выражение и такие взгляды, впрочем, не лишённые надежды, бросаемые на дорогу. Затем более пристальный взгляд, некоторый интерес, наконец, сконцентрированное внимание - на горизонте что-то показалось! Вздохи, утомлённые и в то же время озарённые внезапным подъёмом настроения лица, привставание на цыпочки и даже лёгкое подпрыгивание... Должно быть, именно в такие моменты рождаются великие идет и грандиозные планы, не говоря уж о стихах, которые теперь наши советские литераторы слагают на каждом шагу. Автобус медленно приближается... И вдруг начинает мигать лампой со стороны, противоположной остановке! И при этом поворачивать на круг! С треском рушатся планы, забываются проклюнувшиеся идеи, а приятные стишки сменяются весьма прозаическими, но крепкими ругательствами в адрес водителей и вообще всей транспортной системы. По крайней мере, так видно из внешних признаков. Давиться - это порой неплохо, а вот ждать... Конечно, автобусы, сворачивающие на круг, обладают яркой отличительной чертой - они пустые и прозрачные, так что редко вызывают сомнения, но это никого не оправдывает.

Вечером мы с Витей и Леньшиным участвовали в безуспешной ловле опасного рецидивиста. Происходило это следующим образом. Идём мы спокойно мимо Диеты, беседуем. Смотрим - навстречу идёт некий товарищ, и не с того, ни с сего обращается к нам. "Вы - говорит им не верьте, они пьяные" - и указует при этом на двигавшихся позади него нескольких мужиков. Мы, разумеется, ничего не поняли, сочли его самого пьяным и проследовали мимо. Мужики, завидев нас, стали паниковать, жестикулировать и кричать: "Ловите! Держите! Хватайте! Это преступник! Злодей! Хулиган! Он женщину ограбил! Спасите - помогите!" и т.д. - говорил один военный с портфелем под мышкой, опасливо подглядывая в сторону удалявшегося гражданина, который кстати, не нёсся сломя голову и не отстреливался из пистолета, а весьма интеллигентно шёл. Несомненно, мужики увидели в нас надёжную помощь, массивный Владислав был в тулупе, я - в мафиозском шлеме и наёмнических MOON-ВООТ-ах, а одна тень от Вити, мрачно пересекавшая дорогу, давала прочувствовать безнадёжность любого сопротивления. Мы все бросились бежать. Увидев пополнение в рядах преследователей, гражданин тоже припустился по тёмной дороге между Диетой и, кажется, домом № 37 по Миклухо-Маклая. Это выдало его замыслы, уничтожило последние сомнения, и я задал темп с твёрдым намерением Гражданина поймать. Как я буду его "ловить", думать было некогда. Но уже через тридцать секунд погони выявилась не совсем приятная истина: я оказался первым следом за вылавливаемым, который постоянно оглядывался и неприлично ругался. Ещё несколько шагов - и я с победным криком поставлю ему подножку, или ухвачу за воротник и резко опракину в сугроб, и тут я испугался. Ведь несомненно, это был опасный диверсант с полным набором шпионских средств выведения преследователей из сферы реакции: начиная от обыкновенных обоюдоострых финок до бесшумных пистолетов, стреляющих отравленными иголками. Оглядываться не решался (в любой момент преступник мог обернуться и нанести каратэистский удар, в таком случае следовало поставить блок, и если не бить противника ногой в голову, то звать на помощь. Как ставить этот блок или не потерять равновесие при размахе ноги выше плеча, я не совсем представлял, но во всяком случае следовало быть настороже). Становилось ясно, что сзади в радиусе десяти метров никого нет. Я стал тормозить, и даже побежал вполсилы, но маячившая впереди спина не оглядывалась и никто не появлялся. Гражданин свернул к дому Павлушкиной, но просчитался: там было светло, как днём, от множества фонарей. Тогда он побежал под окнами, пытаясь замаскироваться за жиденькими и вдобавок облетевшими кустами, и наконец скрылся в одном из подъездов. Я неприметно продефилировал несколько раз туда-сюда, отыскивая какой-нибудь тяжёлый предмет, типа моего любимого разводного ключа, которым можно выломать любую дверь и продырявить любой череп. Но, как назло, ничего не попадалось. Я подобрал кусок грязного снега, сделал снежок, и с сим наивным вооружением уже начал было приближаться к подъезду, как показались Витя, Леньшин, а за ними - мужики. Я с таким жаром поведал им о произошедшем, что - о ужас - забыл расположение подъезда. Имелось две вероятности, и мужики ринулись в один подъезд, в котором, конечно же, не было кода. Подъезд, вроде бы был пуст. В другом был код, и попасть туда не удалось. В более спокойной обстановке мы расспросили мужиков, как было дело. Оказалось, что на самом деле никто никого не грабил, а просто этот тип ломал деревья и хамил прохожим. Но это даже не столь важно, а сам факт...

11.11. Произошло, нет, - случилось... ну в общем, что-то совсем не то. Поначалу - т.е. на семинаре по физике - никто ничего не подозревал. Только Илья намекал на причины, по которым вчера по телевизору отменили концерт ко дню милиции. Но потом... Кушнир опоздал на десять минут. Он вошёл и сказал: "Почтим минутой молчания память выдающегося деятеля Коммунистической партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева". Он сказал это так тихо, что я сперва ничего не понял и продолжал судорожно сжимать в кулаке куб, на котором осталось совершать несколько предварительных поворотов и операцию (формула)*. Все были потрясены и обескуражены. Лекция прошла в необычной тишине. Долго не восстанавливались обычные разговоры. На улице всё было как в развороченном муравейнике: народ куда-то молча и сосредоточенно шёл, глядя отрешённо вперёд, в переходе метро длинная очередь к газетным автоматам привлекала новые и новые группы. Все шуршали номерами "Вечерней Москвы", выискивая что-то на первой странице. Никто ничего не говорил, но всё было ясно. В газетах ничего не было...

Излюбленные империалисты, китайцы, иранцы и израильтяне, которых всегда можно от души покритиковать, отступают на второй план. Рассуждать же о внутренней политике, кроме мелких уличений и прозрачных намёков - как-то ново и совсем необычно. Появилась масса слухов, один страшнее и интереснее другого. Все о чём-то рассуждают, оценивают альтернативы и кандидатуры какие-то непостижимые изменения, катастрофические сдвиги во всех областях и вообще начнутся новые времена. Это обывательская, мещанская логика. Ну что у нас должно произойти? Ну почему обязательно общая перетряска? Не стоит спорить, были ошибки, особенно в 30-40-50-е г.г. Но теперь всё-таки уровень выше. Да и вообще, что это за такое устаревшее мнение, будто если вдруг что-нибудь такое, то сразу начнётся не поймёшь что? Это мнение присуще неустойчивым элементам, а распространяют его локальные дисиденты. А с последними нужно бороться, кажется, так. Остальное подразумевается. Секретарём ЦК КПСС избран Юрий Владимирович Андропов. Таковы последние новости.

Конечно, не следует совсем отбрасывать исконных врагов, типа американских империалистов, их пособников, типа сионистов и расистов и других. Опасны и внутренние враги разных мастей. Воспользовавшись брожением в некоторых кругах, они возможно попытаются что-либо предпринять, коварно и подло воспользовавшись глубокой скорбью советского народа. Но у них ничего не выйдет! Мы противопоставим буржуазным разложенцам передовой класс, да и сами проявимся и закрепимся в этой справедливой борьбе. "Партия - это миллионов плечи, друг к другу прижатые туго... " (припоминается). В общем мы победим...

Между тем институт продолжается, и несмотря ни на что, задают всякие хитрые задачи. Точнее, ничего хитрого в них нет, но решить систему из трёх уравнение методом Гаусса с точностью до тысячных быстрее чем за два часа не удалось даже самому Богаевскому. Я лично потратил полдня, пользуясь продуктом капиталистической системы хозяйствования, японским калькулятором фирмы "ZYKKOR". Странно всю жизнь решал методом Гаусса и никогда не подозревал, что это так сложно. Решить так и не удалось, расхождение в сотых.

Сегодня похороны. Физкультуры не было - не из-за траура, а из-за обыкновенной подлости. В институте окалачивался до второй пары - семинара по манализу. С его середины нас отпустили смотреть телевизор в А6. Пробиться туда было просто невозможно, поэтому пришлось смотреть из коридора. Играла траурная, но приятная музыка. Я эти дни не выдерживал и на весь дом врубал симфонии. Впрочем, их передавали и по радио. Проталкиваясь поближе, я пропустил момент, когда опускали крышку, зато дальнейшее чётко отложилось в моей памяти. В ушах долго отдавался минутный звонок. Портрет убрали. Жизнь продолжается.

Проснулся. Осмотрелся. На часах - 9.00... Проклятый будильник! В это время я обычно спокойным шагом выхожу из дома. Если бы было хотя бы без пяти, я бы выскочил и понёсся. Если бы оказалось 9.05, я бы уже не стал спешить и пошёл бы на вторую половину графики. Но ровно девять! Пока я оценивал эту подлость, стало действительно 9.05, и я решил не спешить. Спокойно оделся, умылся, насытился и сел за стол. За окном толстые вороны, сидя на ветках, сумрачно точили свои носы, сотрясая при этом деревья и хитро подглядывая на кусок сала, подвешенный на моём балконе. От него, приспособленного в любом другом месте, и в минуту ничего бы не осталось (с такими-то носами!), а так он был доступен лишь синицам, воровато отъевшим от него маленькие кусочки. В положенное время я был на остановке и погрузился в автобус, в котором пассажиры присутствовали в количестве четырёх человек. Вся поездка была настолько блаженна, что на Юго-западной даже выходить не хотелось... Я со спокойной наглостью вошёл посреди занятия, и всё остальное шло, как положено.

Вечером развернулась эпопея с участием меня и большого кинескопа. Этот кинескоп я заметил на помойке, когда возвращался из института. Он гордо покоился на постаменте из старой плиты и был идеальным предлогом для очередной афёры. Стояло два одинаковых важных вопроса: как его изучить (предварительно разбив), и как наиболее эффектно это сделать. Можно было подойти, сбросить его на асфальт, а потом подобрать, что особенно понравится. Но такой мужицкий способ никогда не составлял моей цели. Сразу же возник план: взять веревку, привязать её к выступающей анодной пушке, спрятаться в кустах и затем дёрнуть за другой конец верёвки. Всё предельно просто и в соответствии со всеми законами. Следовало лишь найти верёвку. Но в этом и заключалась проблема. Я зашёл за Федей, но тот не оценил скрытого смысла и не пошёл. Зато у него в подъезде я нашёл кусок трансформаторной проволоки, с которой я и отправился на дело. Но при первой попытке потянуть за неё последняя оборвалась, и стало ясно, что в последнем направлении успех не предвидется. Необходимо было отыскать более подходящий вариант. С этой мыслью я пошёл к школе, где в горе металлолома заметил конец жестяного провода, который получается при растягивании душевого шланга или кабельной изоляции. Ухватив за конец провода - скорее ленты - я вытянул метров тридцать и смотал в большой рулон. Вернувшись на прежнее место и зацепив лентой за анодную пушку, как и в прошлую попытку. Я засел за ёлкой, выжидая отсутствия прохожих. ...Впрочем, взрыв мощностью не отличался. Основной интерес находился внутри. Я схватил остатки кинескопа и в кусте начал его разбирать, последовательно ударяя им о ёлку, пока не остался один экран. От последнего удалось отделить тонкую металлическую сетку, после чего открылся абсолютно белый слой флюоресцента. Пришлось нести экран домой - в темноте можно было рассыпать всё вещество. Флюоресцента удалось собрать целую чайную лодку. Полезнейший продукт.

Экран промыл и решил было приспособить его для каких-нибудь хозяйственных целей, но вовремя обнаружил, что он треснутый. (Имелось время вместо отсутствующей первой пары) Тогда отнёс его на кухню, взял большой утюг и со смаком долго крушил толстое сантиметровое стекло, пока не остался каркас и груда осколков. Вынес образовавшийся мусор на ту же помойку и остался при сетке и чайной ложке (как мера количества). Зато это - экстракт выгоды и практичности. В институте впервые за всё время был ФОП (факультет общественный профессий, общественная нагрузка). Впрочем, я удачно устроился в ФОП по английскому, вдобавок у того же преподавателя - Юлии Петровны, которая ведёт у нас обычные занятия.

Историю - семинар - ведёт некто Быков, который сразу всем очень не понравился и был прозван Кирпичём. Он требует конспекты, лично мне досаждает с политинформациями, за которые я, как идеолог, отвечаю. Всё это в порядке вещей, но едва приметный психологический штрих - и сразу отрицательное впечатление. Мы с Геннадием развернули широкую стихотворную деятельность, налегая не на форму, а на смысл. Шедевр - стих следующего содержания: "Работал в поле на току я, и уронил при том соху я, .... кончающийся полным маразмом: "Сосед, конечно, был в экстазе, и, вспоминая Хэмингуя, сидел верхом на...., кусочек ватмана штрихуя". Ватман - как воспоминание о графике. Все были довольны.

Олег наконец вышел из положения, в которое попал после злополучной и вредной в этом отношении физкультуры, и явился в институт. На введении очередной преподаватель рассказывал почему-то о полётах на Марс (ну, это в общем-то как эпизод) и демонстрировал многовыходные микросхемы и блоки из них. Обещал даже устроить экскурсию в свою лабораторию (я не понял, откуда он). Это было бы неплохо. Только я уверен, что на следующем введении нам будет вводить опять кто-нибудь другой.

Если раньше Воскресенье было днём, когда можно было делать то, что не относится к занятиям, то теперь эта добрая тенденция сменилась прямо противоположной. Именно на Воскресенье я откладываю всё то, что накапливается за неделю по части домашних заданий. эта мысль приятно проскальзывает через глубины сознания, и в субботу вечером я ничего не делаю. Однако на следующий день я просыпаюсь в одиннадцать, и сразу наползающий пессимизм начинает мешать добросовестным занятиям. Какой смысл что-то делать, когда уже полдня прошло, и даже скоро стемнеет? Словом, и сегодня удалось осилить лишь кое-какие мелочи.

На химии почувствовал прилив творческих сил и поллекции перевёл на английский, озаглавил: "This article is of great importance for the Ministry of Defence" и направил Геннадию, с которым мы практикуем images из жизни и, главное, деятельности турецких агентов. Турецких - потому что у них классические методы. К тому же лекция оказалась весьма шпионского содержания: про реагентов, присутствующих заместителей; про группировки, способные что-то от кого-то принимать и пр. Самое ценное - атмосфера секретности и тайны.

В прошлый раз, как выяснилось, возвращаясь из института после ФОП-а, Юлия Петровна поскользнулась и сломала ногу. Неизвестно, по-прежнему ли проявляются в этом зловредные происки носа Фундатора, но путь от метро напоминал трассу бобслея, отполированную тысячами подошв. Так или иначе, английский был (Юлия Петровна не прекращает работы), и я сдавал контроль. Всего предстоит сдать три контроля и зачёт, один контроль я преодолел уже давно. Шпаргалку приготовить я забыл, но, воспользовавшись хитроумнейшей методикой списывания из тетради и учебника, а также изрядно переворошив имевшиеся запасы памяти, успешно покончил с контролем.

Вадислава заинтересовал куб, представляющий собой образец отточенного совершенства во многих областях. Правда, мой большой куб для сборки требует не только интеллектуальной, но и физической силы, да ещё и рассыпается при первом же неудачном движении. Вадислав манает его целую неделю и достиг успеха в высокоскоростной сборке одной грани - на это у него уходит полторы минуты. Главное, конечно, состоит в личном удовлетворении, от отсутствия которого Вадислав при всей его природной скромности не страдает.

Получили ещё одну, третью по счёту зарплату. Многие опасаются, что для них будет предпоследней (или пред-предпоследней, если в январе нам ещё выдадут). Очарование первых беспечных месяцев прошло, неминуемо стали приближаться экзамены, которых все опасаются, возможно чуть меньше вступительных, но всё же опасаются. Страшно подумать! По одной высшей алгебре, или вышке, предстоит учить 35 определений и 33 теоремы и леммы, некоторые на поллекции! (данные 18.12.82, когда кончился курс первого семестра). Говорят, правда что можно будет пользоваться лекциями и я составил к ним подобное оглавление, по которому за несколько секунд можно отыскать всё что угодно. Однако это не снимает чувство субъективного страха. Но, верится, что всё будет в натуре!

Никитенко. Одно это слово после многочисленных историй, связанных с именем исторического товарища из первого отдела, заставило всех приготовиться к самому неожиданному. Итак, в 15.30 мы находились у бронированной двери, ожидая вызова. Мы всё ещё не знали Анатолия Игнатьевича в лицо. Но его невозможно было не узнать. Маленький, худощавый и резкий, он обратился к нам: "Ну что, гуси, прилетели?" и агрессивной походкой скрылся в комнате, предназначенной для бесед со студентами. Его первая фраза настолько нас потрясла, что минут пять коридор сотрясался от хохота. В дальнейшем следовало держать себя в руках, смотреть преданным взглядом и на каверзный вопрос: "Ходишь ли ты на институтские дискотеки?" отвечать: "Я пришёл сюда учиться, а не ходить по дискотекам!". Словом, беседа началась. Никитенко рассказывал об ответственности, о гражданском долге и о китайских шпионах, которые постоянно пытаются проникнуть в институт и всё перефотогорафировать. (Несомненно, только тонкая и дипломатическая мера проверки попусков на входе позволила избавиться от нездоровой любознательности косоглазых). Оказывается, МИРЭА - лучший ВУЗ в союзе, и в него принимают "самых лучших, самых достойных" - как с пафосом было продекламировано. Никитенко также опросил биографии бабушек и дедушек, вспомнил о нехороших случаях на картошке и затем раздал для заполнения анкеты. Такой бестолковой анкеты я ещё никогда не заполнял. Она состояла из 500 букв, и на неё ушло 4 часа! Вышли на улицу в десятом часу, истощили запасы ругательств и подумали... А что уж подумали, о лучше не писать.

В середине третьей пары неожиданно погас свет, и только полумрак, воцарившийся в аудитории, заставил Богаевского нас отпустить. Дома, воспользовавшись удобным случаем, печатал. Раньше мне казалось, что мои негативы являют собой верх совершенства. Это ошибочное мнение возникло из-за того, что в среднем на каждой плёнке находилось 3/4 чётких кадров. Но я недоучитывал важного обстоятельства, почти половина всех кадров настолько переэкспонированы, или как это называется, что порой и стоваттная лампочка бессильна перед чернотой негатива. После первых попыток печати я заметил, что буду несколько теперь относиться к работе с фотоаппаратом.

Был с родителями в лесу. Обрушивал там деревья, в чём находил особое удовольствие. Затем забрался на дерево, где наверху виднелось гнездо. Гнездо, очевидно, воронье, а вороны, как известно, обладают манией всё блестящее подбирать и приносить в место обитания. Мне уже представлялось гнездо, набитое золотыми портсигарами и древними монетами. На самом деле оно было сырое, пустое и сиротливое... Нашёл кусок целофана, намотал на палку, поджёг и на обратном пути воткнул в луже, чтобы гарантировать противопожарную безопасность. Отойдя метров на триста, наблюдал фантастическую картину: в глубине мрачного пустого леса, в надвигающихся сумерках горело, мерцая, маленькое пламя

Позавчера я, в частности, печатал поход 26.09.82. Один кадр, изображавший пятерых чуваков в довольно интересной позиции (я снимал с дерева), я спроецировал на простую бумагу и контуры обвёл карандашом. Сегодня мы с Геннадием на химии изощрялись до такой степени, что превратили этот лист в настоящее художественное произведение, изображавшее новую пацифистскую группу под названием "Stand Still Pscific!". На последовавшем комсомольском собрании я решал олимпийские задачки по химии. Впрочем, это было не комсомольское собрание, а что-то ещё, типа рейда успеваемости, но всё равно.

Бессовестные израильтяне, нарушив все соглашения и перейдя всякие рамки, оккупировали половину Ливана, проигнорировав при этом справедливые увещевания мировой общественности. Даже объединённые силы по поддержанию мира в Ливане ничего не могли поделать с зарвавшимся агрессором. Кстати, о силах, Чувствуется, что вся афёра была лишь хорошо продуманным шагом Соединённых Штатов. Израиль послужил лишь своего рода катализатором. В самом деле, американцы воспользовались идеальным случаем создания новой базы или просто присутствия в этом регионе, как говорят политики. Эта возможность является даже самой законной за последние годы. С евреями, конечно, пришлось поделиться зонами оккупации - горным Ливаном, - но это мелочи по сравнению с целью, достигнутой империалистами.