Примерно в 7.30 вышел из дома с двумя букетами, фотоаппаратом и сумкой, наполненной чистыми тетрадями. Цветы и кадры предназначались для школы, а остальное - для института. Когда я подходил к школе, торжественная часть ещё не началась, но в рядах учителей, учащихся и родителей заметно было волнение и движение. Тут же увидел Елизавету Александровну и вручил ей первый букет. Обоюдной радости от этого акта не было предела. Второй я не знал, кому и предъявить - не ходить же с ним, по крайней мере. Двинулся в шествие вокруг толпы и заметил Веру Николаевну - идеальный случай. Я не упустил этого случая, бросился вперёд... и едва не попал в неудобное положение: с Верой Николаевной беседовала Ираида Ивановна, та самая хитрая "Ираидка" ( к слову сказать), которая особенно нападала на нас после происшествия со злополучным шкафом. Конечно, я не таю на неё скрытой злобы и очень даже поддерживаю её позицию по тому вопросу, но сейчас, в самом деле, стоило подождать, пока они разойдутся. благо, долго стоять не пришлось, я подарил цветы и облегчённо начал всех фотографировать. Без четверти девять мы с Федей и Кулаковым благополучно сели в автобус... Институт! Новые студенческие билеты, настолько новые, что если положить на стол, то они начинают самопроизвольно открываться - их печатали в развёрнутом виде, - они, как это сказать... В общем, IRRESISTIBLE. Первое занятие - лабораторная по химии. Определяли тепловые эффекты реакций, что уж само по себе было потрясающе. А если принять во внимание поллитровые бутыли NaOH, LiOH, (формула)* и пр. - всего штук десять на восемь человек, объёмистый многоповерхностный калориметр, в котором смешивать реагенты - одно удовольствие... Через четыре часа по расписанию Физкультура, и вся наша группа ринулась искать ректорат или деканат с целью разрешить организационные вопросы. Однако там ничего вразумительного не сказали. Мы продолжили стоять у кабинета, хором в двадцать пять человек здороваясь со всеми проходившими преподавателями (вчера студент - куратор сказал, что КГБ-шник, заведующий так называемым первым отделом, по фамилии Никитенко, очень опасный человек, и что с ним лучше несколько раз в день здороваться. Мы Никитенко в лицо не знали, поэтому из перестраховки здоровались со всеми. Вскоре появилась тётя, половину отправила в олимпийскую деревню на физкультуру, а остальным поручила таскать столы. Вернее, так: она записала наши фамилии и передала нас какому-то товарищу. Тот повёл всю компанию к столам, и так долго плутал по лестницам и переходам, что мы с Микаэлом едва немного отстали - и сразу заблудились. Долго и безрезультатно разыскивали группу, но она словно диффундировала в иные миры. Наконец, всё же удалось наткнуться на военную кафедру - место, откуда нужно было выносить столы. Тут я немного удивился. Достаточно представить значительный зал, в нём по стенам расположены штабеля осциллографов, на полу разбросаны гайки, контактные ключи, лежат связки чертежей, а, самое главное, посредине стоят три или четыре здоровенных радара с надписями: "Осторожно, настроено!" и каким-то экранами, рукоятками, проводами и многочисленными блоками. И-никого. Осмотрели радары (величиной с шкаф, и на колёсах) и развернули поиск кого-нибудь, кто мог бы посоветовать, какие, собственно, столы нужно куда-то нести. Благо, вскоре появился военный и всё объяснил. Столы пришлось тащить через всё здание, и через два рейса мы встретили остальных друзей и договорились бежать, пока не заставят тащить что-нибудь ещё. Но оставался ещё один стол, который мы впятером несли минут пять и бросили, не доходя до конечного пункта. Конечно, если бы нам сказали: "Помогите отнести на помойку вот этот радар"... Дома проявлял. Всё получилось, хотя плёнка № 130 не очень рекомендуется (недаром её никто не покупает). Завтра опять институт.

Институт начинает давить. Каждый преподаватель каждое занятие начинает с декламациями перечня мер, которые он примет в отношении студентов, не удовлетворяющих его требованиям. Но весьма интересно. Все перемены мы тратим на поиски нужных аудиторий, Чтобы, например, попасть из А-231 в Б-401, нужно преодолеть метров 600-700, А чтобы попасть из того же Б-401 в столовую, да ещё одним из первых (иначе придётся отстаивать большую очередь), нужно нестись со скоростью 4 м/с. Всё это - для случая, когда знаешь, где что расположено. Предметы: семинар по физике, история КПСС, высшая математика и английский. Особо крупное приключение произошло с английским. Приходим мы на занятие, а там говорят: кто хочет заниматься в спецгруппе, пусть идет искать Юлию Петровну. Желание выразили пятеро, в том числе и я. Нашли спецгруппу и Юлию Петровну, стали заполнять анкету, передавая её по партам. Я мельком взглянул на соседние графы и ужаснулся: из двадцати четырёх человек не из спецшколы я один... Думаю, сейчас как прочитают анкету, как скажут: "А это что тут? А это кто тут?! А ну-ка давай отсюда..." Однако к моему проникновению отнеслись довольно спокойно. В 18.00 я вернулся домой. С 9.30 до 17.хх! Уж лучше с 8.30, но... Тёмным вечером с Кулаковым бил блестящий, целый, обтекаемой формы унитаз с бачком. Операция прошла удачно.

Инженерная графика - хитрый, смутный и априорный предмет. Точнее, только априорный. Чертили гиперболоиды, конусоидальные поверхности и подобное. Глубокомысленно, но сразу не воспринимается. По истории КПСС выступал Иван Иванович - товарищ лет шестидесяти, который поминутно бил о трибуну сухим кулаком и произносил в микрофон эпитафию капиталистическому обществу. Нос Богаевский доказывал свойства определителей, настолько забавно произнеся букву "Р" и "знак" (вектор), что аудитория буквально лежала от смеха. Словом, всё довольно эффектно.

Несомненно, самый бестолковый предмет - это введение в специальность. Это - оскарбление личности. Вместо введения у нас - какой-то библиотекарский учёт, какие-то совокупности видов литературы, и, главное, жуткая амбиция преподавательницы, почему-то считающей, что читаемый ею предмет затрагивает все области жизни и что без знания универсальной десятичной классификации в разработке Дьюи ни один человек нигде не найдет нужной ему книги. Претенциозное навязываете подобной информации меня особенно раздражает.

Собственно, это введение - всего два часа в неделю, полезные для ознакомления если не с самим предметом, то по крайней мере с заявлениями типа: "партия призывает считать, что все газы при нагревании расширяются". Абстрактные сравнения Иногда содействуют. Четыре дня проучился. Что можно по этому поводу сказать? Врядли что-либо вразумительное. Лично я мало представляю. Конечно, есть выражения Dosvada's..., или: " XXI centiry will be entire in "SUPER DRAWЕRS"!" (последнее: реклама для выдуманной фирмы), но этим в данном случае всего не выразишь.

Сегодня - первая физкультура. Не совсем представлял, где расположена Олимпийская деревня, но добравшись до Юго-Западной, я выбрал для интереса из толпы гражданина, похожего на студента, и со спортивной сумкой, в которую могли уместиться майка, пара кроссовок и кальсоны, я последовал за ним, рассуждая, куда он пойдёт. Гражданин спустился в переход, свернул в метро и скрылся. Я вернулся обратно, негодуя на непоследовательного гражданина - по предположению, он должен был идти к автобусной остановке и ехать в деревню (впрочем, процент подобного выбора ничтожен). Благо, я сразу же встретил своих новых друзей - Олега, Александра, Илью и других, дальнейшее странствование проблем не составляло. Физкультура представляла собой получасовое разнообразное разминание, прыжки в длину с места и бег.

На переменах теперь мы собираемся в тесном кругу и рассказываем анекдоты, убийственное обилие которых не позволило мне запомнить и третьей части от общего их количества. Почти все занятия нашей группы АМ-1 проходят совместно с параллельной АМ-2, в которой чувство юмора развито не меньше нашего. Крупные специалисты показывают свои способности сначала в своей группе, а потом в другой, говоря в последнем случае: "Анекдот для группы АМ-1!", или "...АМ-2!". Словом, полнейший прикол.

Делали лабораторную по физике. Казалось бы, что может быть проще: определение плотности вещества. Смешно сказать, но мы в паре с Микаэлом за четыре часа так и не успели её закончить. Дело в том, что для усложнения необходимо было искать абсолютную, относительную, систематическую и случайную погрешности. А это требовало пять раз вычислять линейные размеры тела (нам попалось типа гайки). Массу и объём, данные заносить в таблицу, высчитывать среднее, из среднего по очереди вычитать каждый параметр и снова записывать. Понятно, было бы нерационально пять раз мерять кривым штангенциркулем одно и тоже, а к тому же и взвешивать методом Менделеева (ждать пять минут, пока эти весы перестанут раскачиваться!). Мы поступили гораздо проще: один раз измерили, а остальное придумали, вычтя или прибавив несколько десятых или сотых. Понятно, это ускорило процесс, но когда мы понесли работы на подпись, то обнаружили, что хоть и действовали с самыми хорошими намерениями, но немного перестарались: на весах было чётко написано, что точность их (знак)* 0,02 грамма, да и разновесов меньше не было, а у нас в таблице стояли величины типа 19,016 или 19,028. Это навлекло подозрения, и много дипломатической изворотливости, смутных математических расчётов и размахиваний тетрадью и инструкцией к весам потребовалось, чтобы их рассеять. Однако когда обнаружилось, что плотность дюрали - 0725 (знак)* 0,16 г/см³, спасти нас уже ничего не могло, и работы пришлось взять домой и переделать. Оказалось всего лишь ошибка в арифметике.

Спецгруппа оказалась на первом этапе менее страшной, чем её название. Учим слова, пересказываем и переводим тексты - вот пока всё то, что могли предложить нам преподаватели кафедры английского языка. Не стоит скрывать, что запомнить за один вечер шестьдесят профессиональных слов и "профтудировать" полуторастраничный тексты непросто, taking into the account, что я уже целый год (год!) ничем подобным не занимался. Но я, собственно, и пошёл в спецгруппу, чтобы был хоть какой стимул в изучении языка. В самом деле, когда бы я стал читать грамматику, если бы меня и без этого допустили до сессии? А ведь вот я читаю, и ничего. Таким образом, всё зависит только от небольшого толчка извне. Глубочайше

По физике строчили билеты, на субботу задали шесть штук. Здорово! Хоть они и большие, но, как выразился Кулаков, материал "довольно помнится" и написать можно. Но все остальные мысли неизменно возвращаются к сочинению. Самое интересное состоит в том, что ещё на прошлой неделе все учителя предупредили нас о сочинении, а Зай-Санна ещё ни словом не обмолвилась. Когда, наконец, самые нетерпеливые подошли и спросили, она страшно удивилась и сказала чуть ли, что она и не слышала ни о каком сочинении. Получилась какая-то раздвоенность: знаем, что сочинение будет, а самые компетентные говорят, что ничего не знают. Но перед физикой Зай-Санна всёже пришла и подтвердила, что сочинение будет, и темы - гоголь, горький и свободная. Днём я готовился, а под вечер решил ещё более чётко прочувствовать в действительности некоторые эпизоды из фильма "Бездна"; захватил фонарь, отвёртку и плоскогубцы и пошёл в бараки с целью отвинтить замеченные в холодильниках вентиляторы. Приблизился туда часов полдесятого; уже темнело, благо, прохожих не было, и я прошмыгнул в мрачную тень заброшенных комнат. Видимо, это остатки разобранной олимпийской столовой. Я подкрался к одному холодильнику и осветил внутренности - точно, мотор находился на месте. Не помню, долго ли я его отворачивал, но солнце почти скрылось, наступили сумерки, приходилось работать при фонаре. И вот. Забрался я под холодильник и сижу, работаю отвёрткой. Всё спокойно, ни вам сторожа, ни прохожих - благодать... ...Шаги... Я затаился. Явственный хруст битых стёкол... "Крах..." - понял я. "ОНО" тоже затаилось. Можно было вскочить, схватить сумку, отвёртку, фонарь... Но было уже поздно. Шаги приближались. В неожиданно наступившей темноте они звучали немного жутковато. Хруп... Хруп... Я почему-то решил, что шаги раздаются со стороны шоссе - и смотрел туда, однако лабиринты искажают звук, и в последний момент я понял, что идут со стороны общежитий - или леса... Вот ОНО уже было в той же комнате, где и я... Я обернулся... Тут можно привлечь множество способов описания дальнейшего. Типа: "мертвенно-бледный свет луны на миг залил это жуткое, издавна пользующееся дурной славой место. И в тот же миг душераздирающий, леденящий кровь крик разнёсся по окрестностям Уистенптонского болота..." Или что-нибудь в том же духе. Но всё обстояло гораздо проще. Итак, я обернулся. В дверном проёме стоял мужик и с искажённым от страха - так же как и у меня - лицом. В руках он держал набитую чем-то сумку. Я понял, что этот здесь - по тому же делу, что и я. Приободрившись, я окликнул его по деликатнее: "Товарищ!" Тот сказал, что-то типа "А А...О.." и, спотыкаясь и оглядываясь пошёл обратно. "Товарищ, что вам нужно?" - продолжил я (я хотел сказать, что если ему нужен мотор, то пусть он идет сюда) "Ну... ничего!" - донеслось в ответ. Я спокойно вывернул один двигатель, и второй - из плиты, после чего всё собрал и спокойно пошёл домой. Да, "Бездну" я прочувствовал. И это очень неплохо, хотя и рискованно. Даже очень рискованно, но при этом всё же неплохо.

Институтские дела не останавливаются, а всё больше разгоняются под уклон бездны знаний. Но суть не в этом. После занятий сегодня намечался так называемый день рождения группы - встреча всех у кого-то дома со всем вытекающим. Что касается вытекающего, то оно было запасено в немалом количестве бутылей. После пресловутого введения в специальность, или библиотекарского дела, все 25 человек (за исключением нескольких особо спешивших) погрузились в троллейбус и поехали к Маше (у меня плохая память на лица и фамилии, я даже не понял, у кого был в гостях...). Найдя дом и забравшись пешком на 7 этаж (лифт всех не вместил), после небольшой передышки откупорили шампанское и приняли по маленькой порции (точнее, кто как). Затем завели проигрыватель, все получили рассматривать книги с картинками (я взял имевшееся "Колючее чудо") и лимонад с тортом - употреблять по назначению. Далее повалили на балкон, откуда плевали на прохожих, делавших вид, что они ничего не замечают. Я дышал воздухом и считал кирпичи на стене соседнего дома. После тщательных рассчётных операций их оказалось 19.000. Танцевали, потом пришёл куратор Вадим, рассказавший кучу историй из жизни студентов. Начались разговоры на разные темы и съедание остатков тортов, пирожных и прочих кондитерских изделий, которых, впрочем, после первого дружного налёта осталось не так уж много... Поздно ночью вышли на балкон, посозерцали картину вида на университет и стену из 19.000 кирпичей, бросили вниз бутылку из-под шампанского, приятно ударившуюся об асфальт и разлетевшуюся на мелкие кусочки. Покинув гостеприимную обитель (приходится выражаться так), еле нашли метро и расстались. Все поехали в центр, а я - к юго-западной. Автобуса не было с полчаса, пришлось идти пешком - при этом как на зло проехали целых два автобуса. У Лумумбы мне почему-то расхотелось перемещаться пешком, и я упорно ждал ещё минут сорок пять, после чего в сравнительно пустом 552-м добрался до дома.

Институт проявился нелучшим образом: оказывается теперь почти все воскресенья будут заняты мероприятиями культмассового характера. Например, чтобы вечером по радио сообщили: "Стадионы и спортплощадки Москвы заполнили добровольные физкультурники", или в этом духе, утром мне пришлось спешно паковать форму и ехать в Олимпийскую деревню на "день бегуна". Из двух "АМ" набралось семь человек, должных представлять чуть ли не весь факультет, и сам бег без разминки (пусть даже на какой-то километр) не был особо захватывающим как по ощущению, так и по результатам. В 16 с чем-то, чего уж скрывать, папа прилетел из Югославии. Специфическая полукапиталистическая страна с большим апломбом превозносимая в немногочисленных проспектах и с жуткими ценами. Кубик Рубика стоит 300 динаров! эта целая пригрошня монет размером с наши пятнадцать копеек! Да, что касается кубика - одно из наиболее действенных достижений 20 века, можно так сказать ("головоломка века") явилась в то же время почти что выгоднейшей покупкой. Первое, что я с ним сделал - это разобрал из чисто практического интереса: всё-таки не так много времени было затрачено на изготовление тех деталей, которые до сих пор валяются где-то на балконе. Кубик по простоте и в сравнение не шёл с образцом, предложенным в "Кванте". Теперь остаётся лишь научиться его правильно крутить.

На физкультуре об этом злосчастном дне бегуна никто и не вспоминал. Всё закон подлости в различных направлениях. Однако представляю, какая паника поднялась бы, если бы я на кросс вдруг не пришёл. Уж тогда бы его возвеличили до священной обязанности, а меня основательно пропесочили. Возвращаясь домой, трамбовался в автобусе с разнообразной публикой, представленной наполовину друзьями из развивающихся стран. Друзья все в джинсах, майках с надписями "The devils" и "Kung Fu" и напылённых очках. Всё это потрясает честных советских граждан, некоторые из которых даже не могут содержать благородного негодования и так выпяливают глаза на представителей иной ОЭФ, что последние начинают стесняться и смущаться. Действительно многочисленные наклейки, надписи и прочие атрибуты незнакомой капиталистической рекламы производят фурор в наших рядах. К примеру, слева и справа от меня притиснуты два друга. У обоих электронные часы - "Casio". У того, который справа - популярный матовый корпус, у левого - корпус блестящий, зато часы хитрейшие: показывают кроме положенного ещё какие-то точки, которые синхронно мигают, как в светомузыке, передвигаясь по циферблату. Казалось, экстаз. Однако стоило слегка присмотреться, чтобы заметить, что показания обоих часов различаются на 42 секунды. 42! За это время в "Диете" могут расхватать преогромнейший контейнер расфасованного масла, а любой, даже и вовсе нетринерованный, гражданин пробежит одну, а то и две остановки в погоне за 552-м или 261-м. Да и вообще, в наше время за 42 секунды можно сделать ещё не то. К сожалению, мне никак не удавалось сравнить показания своих "CROWN" c "Casio"-S, чтобы уличить заносчивых соседей, возможно, разъезжающих в советском транспорте с целью покрасоваться и произвести впечатления. К счастью, "Casio"-вцы не подозревали о моих размышлениях и вышли из автобуса у "Патриса Лумумбы". На их место чудом протиснулся какой-то косоглазый со здоровенной плошкой часов на левой руке - толщиной миллиметров семь. Часы назывались "Orienr", показывали часы, минуты, секунды, день недели, месяц, год, но многому не удалось возвыситься в моих глазах. (многому - потому что японцы в последнее время перестали уважать классическую Пойгенсовскую механику). Подобные будильники в широком ассортименте представлены на витринах наших магазинов, в иных же местах это - ретро. По крайней мере, можно так подумать.

На лекциях по высшей алгебре наступает всеобщая разрядка: ведущий Александр Николаевич Богаевский, не обращает никакого внимания на запускание целых газет в виде самолётов, нередко летящих с самых верхних рядов и ударяющихся о кафедру. На высшей алгебре можно бросаться бумажными обрывками, огрызками и корками разнообразных плодов, съедаемых тут же. Можно хохотать до упаду над новым анекдотом. Наконец, можно скатывать по ступенькам пивные бутылки. Всё это параллельно с основным занятием - переписыванием в тетрадь математических выкладок, периодически обновляемых на доске. Я соорудил самолёт, изрисовав его израильскими звёздами, подвешенными ракетами и прямоугольниками с надписями "Vacuum bomb", "incendiary bomb", "high explosive bomb". Эксперимент по запуску не удался: самолёт был очень мятым и не полетел. Тогда Олег Степанов сложил из тетрадного листа новый самолёт, лаконично написал на нём: "Кто поднимет, тот дурак и еврей", и запустил. Летающее средство медленно описало дугу и подло спикировало на кафедру перед самым Богаевским. Мы были в ужасе. Сейчас прочтёт! Однако Богаевский продолжил лекцию, держа самолёт в руке. Каждые пять минут он делал паузу, во время которой всячески вертел довольно двусмысленным образом нашу бумажку. Со звонком все ринулись на обед, и я не имел удовольствия проследить дальнейшие действия Богаевского и все последствия нашего поспешного действия. Благо, всё обошлось.

Собираю кубик. Пока безуспешно. Элементарнейшую операцию сборки столбика 2*2*3 (кубиков) я освоил уже несколько дней. Как кажется, главное в процессе сборки - устанавливать кубики на должные места, изолируя уже ориентированные. К такому глубокому выводу удалось придти, разумеется, лишь собрав цвета раз 5-6. (мнимые разногласия возникают за счёт катастрофического отставания описания событий от самих событий. Чтобы не пугать непосвящённых, я не буду даже называть эту разницу). В институте делали лабораторную работу по химии. Вообще, порядок такой: чередуются лабораторные по физике и химии, бывающие раз в неделю. Таким образом, сегодня - вторая химия с начала учёбы. Измеряли скорость реакции каталитического разложения (формула)*, отчего пришлось полчаса держать на вытянутых руках поллитровое колено сообщающихся сосудов. Бестолково, но несомненно пошло на пользу.

В бумажке, на которой я отмечаю события, чтобы потом занести их в дневник, напротив цифры "16" значится "четверг". Что 16-четверг, никто не сомневался. Но что это меняет?! Я положительно не в состоянии вспомнить, что 16-го произошло. Что в столовой была пережаренная холодная рыба с картошкой - с одной стороны подгоревшей, а с другой - сырой - в этом нет никаких сомнений. Однако констатация не всегда может заменить повествование. Так что, как говорится, прискорбно. Впрочем, подобные пробелы на данном этапе больше не предвидятся.

Когда проводилось первое комсомольское собрание группы (а оно проводилось как-то у входа в институт совместно с обменом телефонными номерами и общим знакомством), все кто хотел, выбирали себе должности; комсорга, профорга, культорга и пр. Никаких дебатов не было, спокойная обстановка способствовала тому, чтобы и я утвердился в глазах общественности - я назвался политинформатором, чтобы потом не попытались навязать что-нибудь похуже. Все оказалось чревато: на первой же встрече с комсомольскими организаторами выяснилось, что под политинформатором имелся в виде идеолог. Словом, дыра - это нора, нора - это кролик, и идеолог - это ответственная должность. И вредная должность! Придётся проводить какие-то собрания, мероприятия, за что-то отвечать. УУУ! Как нехорошо!

На Богаевском (т.е. на его лекции) снова метали самолёты, комки бумаги и виноградные косточки. Больше всего доставалось нижним рядам, откуда то и дело доносились звучные шлепки приземляющихся предметов. Первые сорок пять минут нижние крепились, а потом прислали почему-то нам с Микаэлом записку с обращением по-испански. Отчасти потому что как раз мы на фоне остальных бросали только постолько посколько. Микаэл написал на бумаге "Keep the own damn BISNESS of yours!" и отправил её обратно. Друзья внизу (они и на самом деле были нашими друзьями) почувствовали, очевидно, то же самое что и мы, так как написали нечто по-немецки, непонятное, и как мы догадывались, ругательное. Хотели было найти знатока французского, но потом раздумали и вернули лист вниз. Друзья сочли наше молчание за свою победу и торжествующе приписали ещё одну фразу, в которой мы поняли только "KLOSETENPAPIER", но и этого было достаточно: я забрал лист в коллекцию. На последней паре сдавал бестолковейший зачёт по библиотекарскому учёту. Время он занял ужасно много, так как спрашивали всё подряд, но в любом случае ставили необходимый плюс. Вечером - тотчас после приезда из института - погрузился в автобус, имеющий одной из остановок дом отдыха "Воронов", где отдыхают родители. Захватил с собой куб и пытался собрать его по дороге, но никак не удавалось сосредоточиться, и пассажиры только ехидно и завистливо улыбались.

Дом отдыха "Воронов" убедил меня в том, что по крайней мере не везде у нас всё так плохо, как говорят. Мрамор, ковры и цветные телевизоры в холлах, а также обилие носов свидетельствовало о духовной и физической высоте того места, куда я попал. Замысловатая архитектура едва не сбила меня с верного пути, и я изрядно поплутал, прежде чем достиг нумера после завтрака, взгромоздился в облегающем мягком кресле и, поедая на редкость сочный виноград, занялся чтением "За рубежом". Манал затем ещё один Венгерский кубик, подаренный дядей Олегом. Кубик необычайно выгодный, со стороной 2,9 сантиметра, хотя по своей миниатюрности он, возможно, не так нагляден, как большой. Но, в чём я вскоре убедился, собрать его ничуть не легче. Днём ходил с родителями по лесу и катался на лодке, а вечером поехал домой. Обыватели опасливо косились на мою сумку с изображением трёх чуваков с красными лицами, размахивающих двумя пальцами и сидящих почему-то на знаке бесконечности; это дало мне возможность занять выгодное место и нормально провести час требуемого на дорогу времени.

Последствия неудачной должности в институте не замедлили сказаться: как идеологу мне поручили собрать деньги на подписку "Комсомольской правды" - по 7.80 с человека. Мало того, что вытрясти полтинник у студента, даже большого друга, почти невозможно, не говоря уж 7.80-ти в обмен на сомнительное удовольствие. Более того, мне, как идеологу, нужно самому теперь подписаться. А совладать с мелкобуржуазными настроениями и выложить 7.80, ни за что ни про что, да ещё с нагрузкой получать целый год по утрам агитгазету, исходящую разносами иностранных фильмов и критикой идейных воззрений - нелегко.

Право же, подобно национал-социалистам, вытрясавшим в своё время деньги на "Felkischer Beobacfter", простите за сравнение, я на каждой перемене пристаю к членам нашей группы, агитирую их, убеждаю в необходимости и неизбежности подписки и, закрепляя победу, выдаю чистые бланки. Особо интересно выступать и воздействовать, не будучи даже сам убеждённым; или убеждённым в обратном. Вся неразбериха, как уже было сказано, заключается в столкновении изживших себя вредных тенденций, прочно укрепившихся в сознании некоторых. И новых популярных принципов, норм поведения советского человека, успешных в теории и непрактичных в действительности (опять же с точки зрения некоторых).

На лабораторной по физике измеряли и высчитывали момент инерции твёрдого тела. Для этого привязывали грузы на верёвке к маховику, включали секундомер и отпускали грузы, когда они с грохотом падали и раскатывались в разные стороны, останавливали секундомер и начинали судорожно считать обороты маховика, после чего записывали результаты. Итак - двадцать раз. Так как пришлось ещё защищать предыдущую работу (а вместе с ожиданием очереди на это ушло уйма времени), то измерения проводили в страшной спешке и с работы ушли с некоторым нарушением координации. Впрочем, после пяти кругов по физкультуре всё восстановилось. Вечером с Кулаковым и Леньшиным во время гуляния рассуждали о летающих тарелках, неопознанных объектах и прочем, давно волнующем учёных.

Как только раздается звонок в 13.00, весь институт начинает походить на тонущий корабль: переходы и коридоры заполняются несущейся куда-то в панике толпой, постепенно сливающейся в мощный поток. Этот поток летит по лестнице в подвал, там по тоннелю, наконец, поворот направо, подъём наверх и - столовая. Половина становится в очередь за чеками, а другая - в раздачу. Получив чеки за 70 копеек (обычно их берут сразу по 10-15, на группу), студенты бегут дальше, в зал, где занимают ещё одну очередь - на этот раз за едой. Упитанные повара на конвеере формируют обед: какая-нибудь вялая солёная капута, суп, котлета и прозрачный компот. Обычно ко всему описанному прилагается мягкая булочка, которая немного сглаживает впечатление об институтском питании. Кроме того, на раздаче можно самому набрать, что хочешь; там даже есть некоторый выбор, и хотя очередь там не меньше соответствующих двух за комплексными обедами, да и повара по-прежнему шельмуют, отправляя обратно в котёл куски мяса, если случайно выловят их; но всё же многие её предпочитают. Оплатив обед, заняв места и расположившись на них, студенты приступают к трапезе. Обычно едят сосредоточенно, лишь иногда отрываясь, чтобы заглянуть в тарелку соседа, вытаращить глаза и спросить: "Ба! И ты ЭТО ешь?!". Да, "ЭТО" приходится есть. Впрочем, кормят ничего, как в хорошей обычной столовой. На обратном пути из института у автобусной остановки встретил Страхову, которая несмотря на многочисленные слухи всё же поступила в медицинский. Обменялись последними впечатлениями и, подождав полчаса и, вспомнив об отъезде Индиры Ганди, из-за которого на несколько часов перекрыли всякое движение, пошли пешком. В ходе последовавшей беседы выяснились многие интересные особенности различных аспектов.

Ни сегодня, ни завтра мы не учимся: сегодня едем на похороны Баграмяна (о существовании которого я ввиду недальновидности узнал лишь вчера), а завтра - на овощную базу в Толстопальцево. Более того, послезавтра намечается общеинститутский турпоход по местам боевой славы. Словом, студентами затыкают все дырки, где они не возникли, да ещё повышают их (наш) патриотический уровень. В 9.00 у института заняли автобусы, специально приехавшие по такому случаю, и долго тряслись в них, пока не добрались до самого центра. Там построились по двое (а на самом деле - по сколько хочешь) и невообразимо медленно поплелись по тротуару. Наконец послышалась траурная музыка и показалось здание (не знаю какое) с часовыми, вооружёнными большими ножами и историческими пушками у входа. Над входом я впервые увидел портрет Баграмяна в трагическом окаймлении, маршала и героя, а вообще-то, тоже не помню кого. Факт тот, что достойного человека. Здесь все разделились по одному и проследовали на второй этаж, откуда, как оказалось, и звучала музыка. Мы вступили в большую залу, в которой по стенам в несколько рядов сидели родственники и близкие, а посредине возвышалось величественное сооружение из красного материала, натянутого в виде непонятных форм, венков и подушек с орденами. Не успел я как следует всё разглядеть, как вместе с остальными вышел в боковую дверь, и на этом таинство завершилось. Нет, правда, довольно полезно.

Итак, база. Сбор в 8.00 на киевском вокзале. Разумеется, ни на какой вокзал я не поехал, а воспользовался 552-м, который довёз меня до Вострякова, а оттуда до Толстопальцево - минут пятнадцать на электричке. В результате я оказался на полуразрушенной платформе искомой станции получасом раньше необходимого. Со следующей электричкой приехала группа АМ-2, с которой я и пребывал у ворот базы вплоть до появления "наших". Тема была предельно ясна: перекладывать капусту из одной кучи в другую. Конечно, там были не кучи, а ряды деревянных настилов, но это создавало лишь препятствия. Разумеется, дело не в препятствиях, а в моральном стимуле. Первый час трудились, что говорится, в поте лица, а потом потихоньку стали сдавать, разбредаться и отлынивать. И в самом деле, что это такое: удалось разъесть лишь одну зелёную дыню, хотя из достоверных источников было известно, что на других участках едят виноград и вкусные спелые яблоки. А здесь - какая-то капуста. Пробовали, конечно, и её есть, но вкус далеко отставал от вкуса той же дыни. Можно было компенсировать качество количеством, но, опять же, много ли её съесть? Ну один кочан, ну другой, а горы им подобных ничуть не убавляются; даже неинтересно. От такой несправедливости некоторые возроптали и совершили несколько разведывательных рейдов вокруг складов, но кроме давленой картошки и бочек огуречного рассола, ничего не попадалось. Окончательно огорчённые (не внешне, а подсознательно), в буфете купили булочек, набрали грязной моркови, жестоко изрезали её, выкраивая чистые куски, и подкрепились. Тут возникла новая версия по добыванию винограда: находишь где-нибудь веник и идешь с ним на склад, у входа говоришь, что тебя, дескать, попросили его отнести. Тебя пропускают, ты входишь, бросаешь веник, добираешься до ящиков с виноградом... Дальнейшее не составляет труда. Воспользовавшиеся таким методом ходили по территории базы, гордо и смачно поедая сочные гроздья. Желающих насытиться оказалось немало, и вскоре стало невозможно найти хоть какой, пусть даже полурассыпавшийся веник. Тогда вместо веников понесли лопаты, вилы и строительные каски, неизвестно, до чего бы довело это перетаскивание орудий производства, если бы на складе не почувствовали нашей хитрости и не перестали пускать пронырливых студентов. Из его глубины даже выбежала зловредная тётя - распорядитель и начала поносить нас нехорошими словами, но потом вспомнила, что сами сотрудники могут растащить весь виноград, и ей ничего не достанется. Поэтому она погрозила кулаком и скрылась на складе, где в дальнем углу воровато шныряли странные личности с капроновыми сумками и мешками. Впрочем, в этом не было ничего странного. Мы немного поиграли в футбол картошкой и уехали домой.

В 6.00, в кромешной темноте за окном я едва разглядел соседние дома и грустно представил, как придётся шагать по бескрайним лесам, полям и болотам. Поход - 25 километров. В 6.30 за мной зашёл Кулаков, и в метро мы ехали вместе. На Новослободской пребывало уже человек пять из нашей группы, мы сели на автобус (втиснулись в потрясающей давке) и вскоре толклись в значительной очереди у кассы. Ехать, как выяснилось, нужно в Яхрому, а это остановка, предшествующая Дмитрову! Полтора часа на электричке! Но рассуждать было некогда, очередь подходила, страсти накалялись, все лезли без порядка и создавали большое неудобство в сборе денег на билеты. Собрались почти все из группы, общим натиском разметали застенчивых Альхенов, робко пробиравшихся со всех сторон к заветному окошку, чтобы потом намертво вцепиться в железные прутья, просунуть внутрь тёплые влажные бумажки кричать громче всех: "Да что же это такое?! Вот вы, бабуся, куда лезете?!... Взяли билеты, заняли места в электричке... Ух... В Яхроме у памятника неизвестному солдату произносили речи, во время которых развязывали рюкзаки и извлекали... в общем, разное съестное. Затем непередаваемо часа три толпой в триста человек (всё АСУ) двигались зигзагами по пересечённой местности, по лесу и предполагавшимся болотам. Наконец, на массовом привале съели и выпили запасы, я вдоволь нафотографировался своим "ФЭД"ом. Последний рывок - станция - электричка... Дома был часов в семь.

Степуха! Незабываемый день! С Игорем (старостой) в кассе получили толстую пачку десяток... и стопку страховых полисов - нас уже успели облапошить на 10. Пришли как-то (14.09.82) на инженерную графику тёти, долго агитировали, а потом дали подписать невзрачные бумажки. Стоило подписать - как сразу из степендии вычли указанную сумму. Обманули. Делёж устроили после последней пары. Всё-таки, первая степендия. Знаменательно. А что касается страховки, то она почти что безнадёжна: вывихнешь руку, а на комиссии с пеной у рта начнут доказывать, что это попытка самоубийства, и никакой выплаты не полагается.

Лекции по истории у нас ведёт главный декан, с бородой, с усами, с бакенбардами, со всклокоченной шевелюрой и вообще похожий на анархиста. Физику - лекции - один из двух, кому я сдавал экзамен. Только сдавал я не ему, а его коллеге, которого я тогда охарактеризовал довольно саркастически (что, впрочем, на деле могло оказаться просто плоским). Неоднократно вижу товарища, следившего за сдачей письменной математики. Программа вообще достаточно познаваемая. Только с 9.30 до 18.00 - это, конечно, многовато.

Впервые забыл студенческий билет, и пришлось возвращаться. Снова попал в институт к средине лабораторной по химии - на ней все сдавали зачёт по предыдущей работе. Мне тоже дали лист с заданиями и посадили за отдельный стол, что не помешало мне кое-что вспомнить, кое-что списать, а потом ради интереса порыться в столе - и совершенно неожиданно найти черновик своего варианта. Сверившись с ним, я уже ни в чём не сомневался. Вечером был в гостях у дяди Олега, нюхал ценный gold Bols с плавающими в нём золотыми крупинками и был одарён журналом, заключавшим последние данные об Американской армии.

Сегодня ожидался зачёт по английскому (как ни странно, я ещё держусь в избранной тогда группе), но не состоялся из-за нехватки времени. Мы в тесном кругу друзей Гены, Кости и Серёжи рассказывали последние анекдоты про поручика Ржевского и хохотали до упаду над фразой: "КНД Бараск Пятачок унку унку секретен Бар", что в переводе в казахского означает: "Куда идём мы с Пятачком, большой большой секрет". Этот перл выдал Гена. Зачёт придется сдавать в следующий раз, к тому времени я всё уже забуду.