Пятый класс запомнился неугомонной энергией, буйством жизни. В начальной школе ещё не понимаешь, на что способен. В старших классах появляются хоть какие-то элементы самоконтроля. А в пятом - держите меня семеро. Выходишь, бывало, на перемене в коридор. То засунешь в розетку конденсатор от неоновой лампы, то отвесишь кому-то "сайку", то сам получишь пинка. Все травят байки и ржут над чем-то непрерывно. Или встатнут по стенам коридора и толкают проходящих. Или носятся, как сумасшедшие.

Западная военщина не дремлет и старается нас подкузьмить. Чёрно-белый ящик создаёт картину мира, передовицы в газетах нагнетают обстановку. Но и мы не лыком шиты, покажем им кузькину мать. Кому - непонятно, парадоксы детской психики. Тем временем из радиоприёмника Рига-10 звучит английское BBC и американское VOA. Русские передачи из-за рубежа пытаются глушить, а английские - нет. В приёмнике мощный динамик, ламповый звук, антенна выставлена в форточку. Речь пока ещё непонятна, но музыка создаёт приятный фон. Willis Conover speaking. This is the Voice of America jazz hour. Видимо, отсюда последующая тяга к винилу, лампам, языкам и музыке. В страших классах мы с Федотом сняли стальной трос с заброшенного катка и кинули антенну на соседнюю девятиэтажку. Все подвалы и крыши были свободно доступны.

После уроков и домашних заданий устремляешься во двор. Сбор на школьном, но чаще обходим всех по очереди. Идёшь к Леньшину, а потом вместе к Кулакову. Или можно зайти к Романову, а оттуда - к Боженку, а потом ещё к кому-нибудь. Или все вместе приходят к тебе. Домофонов нет, все подъезды нараспашку. В результате собирается человек пять-шесть. Дальше - множество вариантов. Вначале - разминка не выходя из подъезда. У соседей Боженка дома собачка. Когда скребешься к ней в дверь, она дико лает. Неизменный ритуал. Если в подъезде есть мусоропровод, спускаешься пешком. Все бутылки, выставленные у люков, с грохотом отправляются вниз. Повезёт, если встретится бутылка из-под шампанского. Другой вариант - прыгать в лифте. Прыгаешь на счёт, и если хватает компании, лифт застревает. Жмёшь диспетчера и предвкушаешь. Как ни странно, сервис работает быстро, и вскоре двери открываются на ближайшем этаже. Все с шумом разбегаются.

На дворе приступаем к основной части программы. Наша обитаемая вселенная - сегмент между улицами Профсоюзная, Миклухо-Маклая, Волгина и Бутлерова. Все одноклассники живут именно здесь. Первым делом обсуждается, кто что видел по дороге. Где-то выброшен старый диван. Двигаемся туда и смачно распатрониваем его до пружин. Редко попадался телевизор. Если повернуться спиной, то можно каблуком разбить колбу. Техника безопасности, уже есть слабые зачатки здравого смысла. Впрочем, окрестные помойки - это разовый улов. Наиболее интересное расположено за пределами золотого квадрата. Мечта детства - найти Большую Городскую Свалку. О ней ходят легенды, но точное расположение неизвестно. Подобно флибустьерам компания оторванных школьников прочёсывает окрестности. Если пойти в сторону Калужской, на задворках Института космических исследований можно поживиться какими-нибудь деталями. У меня была коллекция шестерёнок самой разной формы. Напротив через Профсоюзную - Институт проблем Управления. Само по себе легендарное место. Именно туда в старших классах нас водил трудовик Валерий Петрович. Это называлось "Пойти к шефам". Шефы одаривали нас множеством полезных материалов для кабинета труда - фанерой и всяким железяками. Потом мы тащили их обратно в школу. Валерий Петрович любил, когда подсобка до предела упакована запасами, и всё в полном порядке. Если берёшь напильник, не удосужившись подложить дюралевые уголки для защиты тисков, он подходил с крылатой фразой: "Что же ты делаешь, ПАРАЗИТ!". Немудрено, что за эту тягу к порядку трудовик получил бессменное прозвище Щедрый. Учение не прошло зря, и сейчас я обзавёлся на даче таким же сверлильным станком, какой был в кабинете труда.

Между тем за окном проходили серые, унылые семидесятые. Решения XXV съезда КПСС - в жизнь. Вечером опускалась непроглядная темень. Редкие фонари, подслеповатые окна "хрущоб" и девятиэтажек. Естественно, никаких рекламных вывесок. Магазин Диета (нанешний Перекрёсток) ещё не построен. Улица Миклухо-Маклая двухполосная, и по ней кривобоко движется автобус 261 марки Лиаз. Станция Беляево недавно открыта, и вокруг теплятся признаки жизни. Три наши пятиэтажки оказались прямо рядом с метро. Это были первые дома в районе по состоянию на 1966 год. Снесены также первыми в 2004-м. На окраинах, в сторону Калужской и у РУДН, встречаются заброшенные стройки, начатые ещё в шестидесятых. Остовы зданий, каких-то несостоявшихся НИИ, мрачновато возвышаются среди пустырей. Их никто не охряняет, и заборов никаких нет. Идеальные места для приключений, и время после занятий проходит насыщенно в компании друзей.

Вот и первые английские слова. Вполне достаточно, чтобы понять истории про мистера Блэка и мистера Брауна из учебника для средних школ. Who will be the first? Поднимаешься и идёшь отвечать. Это не урок литературы, где лучше сразу провалиться сквозь землю. Наша классная руководительница, а также учитель русского и литературы Елизавета Александровна Губина, она же Зай-Санна или просто Елизавета, каким-то образом умудрилась привить стойкое отвращение к русской классике на много лет вперёд. Все сочинения за меня писала мама. Хотя в школе многие баловались стихами, и даже прозаическое творчество было не чужно. С восьмого класса и по второй курс института я вёл дневник. Но уроки литературы почему-то были выше моих сил.

Электронику мы видели не в магазинах, куда она не поступала из-за дефицита, и даже не на картинках, поскольку иностранные журналы не продавались, а на полках комиссионных магазинов. Ближайший комок располагался, помнится, вниз по Миклухе возле Большого коньковского пруда. Придёшь туда и взираешь на недостижимую роскошь, каждый аппарат ценой в годовую зарплату инженера. В конце семидесятых отец привёз из Швейцарии кассетник Хитачи и наушники Панасоник. Импортная техника была большой редкостью, и о покупке её за рубли не было и речи. Потом, уже в институте, одноклассники приобрели советские магнитофоны, в основном катушечные. Настала эпоха тяжёлого металла.